Стимулы и институты

Наиважнейшей проблемой в так называемом либеральном макроэкономическом подходе к реформированию российской экономики, на наш взгляд, является отсутствие какого бы то ни было механизма, который бы гарантировал, что система свободных цен, улучшение макроэкономических индикаторов, более строгие бюджетные ограничения для фирм и правительства будут действительно трансформироваться в реальные структурные изменения в российской экономике. СЛПО не привело (и, как мы сейчас покажем, не могло привести) к изменениям в структуре промышленности, необходимым для удовлетворения рыночного спроса. Промышленный спад оказался повсеместным (упала даже добыча полезных ископаемых, хотя и не до такой степени, как промышленное производство), а вовсе не структурным. Частично это явилось результатом недооценки ограниченных возможностей использования производственных мощностей, связанного с переориентацией неэффективных и ориентированных на производство вооружений отраслей промышленности92. Для того чтобы преодолеть эти ограничения, были необходимы крупные инвестиции в модернизацию оборудования, однако эти инвестиции не поступили, и не ожидаются. В 1995 году российские эксперты подсчитали, что только для поддержания существующего производственного аппарата необходимо было вложить по меньшей мере 140 триллионов (неденоминированных) рублей промышленных инвестиций, в то время как реальная сумма инвестиций натот год составила менее 100 триллионов рублей. В 1996 году инвестиции резко снизились (на 18 %), а в 1997 году, несмотря на объявленный рост промышленного производства на 1,9 % (впервые с 1991 года), инвестиции упали еще на 6 %. Спад стал еще сильнее в 1998 году. Нехватка производственного оборудования с течением времени станет важным фактором, препятствующим возрождению промышленности в российской экономике

93.

Если внимательно взглянуть на новые стимулы, порожденные либерализацией, то нельзя не заметить, что они являются лишь слабым отголоском надежд сторонников традиционного подхода, что прежде всего объясняется уже не раз упомянутым влиянием фактора институциональной непрерывности. Суть проблемы в том, что корни переходной экономики уходят в плановую экономику, а та была неспособна создать предпосылки для формирования конкурентных рынков. Государственные предприятия представляли собой монополистические образования, стремящиеся к получению ренты и (или) дотаций из бюджета как в официальном производстве, так и в пространстве параллельной экономики, окружающем каждое из них. Таким образом, либерализация цен и дерегулирование экономики не высвободили конкурентные силы. Вместо этого такие политические шаги освободили укоренившиеся фрагментированные монополии от всякого контроля над их деятельностью. Хотя в определенном смысле устранение такого контроля привело к положительному развитию (например, к прекращению разбазаривания ресурсов на гонку вооружений и на потенциально катастрофические тоталитарные проекты вроде поворота течения сибирских рек с севера на юг), неконтролируемые всепроникающие монополии не составляют основы, необходимой для успешного перехода к обычной рыночной экономике.

В свою очередь, программа макроэкономической стабилизации в сложившихся обстоятельствах на самом деле тормозила переход к рыночной экономике в ряде важных аспектов.

На рисунке 8 показана динамика прибылей и убытков, а также доля бартерных сделок в российской промышленности в период с 1992 по 1997 год. Обращает на себя внимание тот факт, что доля убыточных фирм возросла примерно с 7 % в 1992 году до почти 50 % в 1997 году. Эти показатели, конечно, включают и приватизированные фирмы. Эти фирмы не получают никаких субсидий от правительства. Вместо этого они просто накапливают задолженности по налогам и платежам. В следующей главе мы более подробно обсудим эту модифицированную форму погони за ренто-дотационными доходами, которая продолжает процветать, несмотря на якобы строгие бюджетные ограничения.

Рисунок 8. Прибыли, убытки и бартерные сделки в добывающей и обрабатывающей промышленности, 1992 — 1997 гг. (Источник: расчеты авторов, основанные на данных «Российского статистического ежегодника» (1997) и обзорах «Российского экономического барометра».)