Возможно, еще более тревожным с точки зрения перехода к рыночной экономике является бурный рост доли бартерных сделок. В обзорах «Российского экономического барометра» приводится цифра 6 % на 1992 год — первый год переходного периода, в то время как на первую половину 1997 года доля бартерных сделок составляет уже 41 %. В то же время эти числа, скорее всего, занижены, и вот почему: обзоры РЭБ задают вопрос только о прямых бартерных сделках, то есть о сделках типа «я тебе даю автомобиль, а ты снабжаешь меня электричеством в течение месяца». Такие сделки не просто исключают деньги как средство обмена, они проводятся даже без посредства векселей, долговых обязательств или иных посреднических средств обмена. Существуют и другие типы сделок, которые также проводятся без использования денег в качестве средства обмена, но в которых обращаются векселя, выданные фирмами. Существует вероятность, что большинство респондентов РЭБ не включают такие сделки в свою концепцию «бартера», так как такие векселя иногда могут быть предъявлены к оплате, хотя и с дисконтом от 40 до 70 % в зависимости от эмитента. С экономической точки зрения такие сделки не относятся к подлинному денежному обмену, и если бы в статистику был включен этот «квазибартер», то доля неденежных расчетов могла бы возрасти до 70 — 80 %, как показывают наши исследования на местах. Таким образом, ответом хозяйствующих субъектов на меры по макроэкономической стабилизации и уменьшение государственных субсидий стал просто переход на альтернативные средства обмена. Следует ли в таком случае рассматривать стабилизацию как шаг вперед в направлении перехода к рыночной экономике или как шаг в сторону от нее? Макроэкономическая стабилизация конечно важна, но что это за рыночная экономика, в которой большая часть сделок выпадает из товарно-денежных отношений?!
Тот факт, что происходит что-то в корне неладное, может быть обоснован даже при беглом взгляде на некоторые макроэкономические данные. Так, например, соотношение денежной массы и номинального ВНП в России (коэффициент Маршалла) в настоящее время составляет около 12 % против 70 — 100 % в наиболее развитых индустриальных странах. Интервью с менеджерами предприятий показывают, что они устанавливают цены при бартерных и полубартерных сделках на 30 — 40 % выше цен на те же товары и услуги при расчетах «живыми» деньгами. Это дает нам возможность сделать хотя бы частичную оценку издержек, связанных с «макроэкономической стабилизацией», сводящейся к политике «денежного голода»: от 20 до 25 % стоимости промышленного производства просто «выбрасывается на ветер» (эта цифра получается, если разницу в ценах между денежными и безденежными сделками, которая должна более или менее отражать разницу в издержках между этими двумя типами сделок, умножить на долю бартера и квазибартера). Задолженность поставщикам, аккумулированная фирмами, превышает 12 % годового ВНП, а задолженность по уплате налогов составляет более 6 % годового ВНП, не говоря уже о задолженности по выплате заработной платы. (См. рисунок 9.)
Интересно отметить, что задолженность по выплатам банковских кредитов гораздо ниже (около 1 % ВНП), и это просто отражает тот факт, что банки воздерживались от предоставления кредитов промышленным предприятиям еще даже до финансового краха осени 1998 года. (Более 97 % выданных банковских кредитов в России были краткосрочными, в основном на три месяца, для финансирования импортно-экспортных операций, а также оптовых и розничных торговых сделок.) Даже если мы отвлечемся от задолженности, накопленной фирмами друг перед другом, и сосредоточимся только на задолженности по платежам, причитающимся другим секторам экономики (задолженности по уплате налогов, задолженности по выплате заработной платы и задолженности по выплате банковских кредитов), то она составила более 60 % денежной массы в 1997 году. Таким образом, снижение темпов инфляции, которое в стандартном случае, рассматриваемом в учебниках, должно положительно отражаться на совокупном спросе за счет увеличения реальной ценности денежной массы (реальный эффект баланса) в России имеет гораздо меньшее положительное влияние, если имеет его вообще, потому что оно одновременно с реальной ценностью денег также увеличивает и реальную стоимость долгов, накопленных предприятиями, снижая их эффективный спрос.