Сто лет минус пять (Юбилейный выпуск)

Еще несколько раз мы проводили медицинские эксперименты. Янка собиралась стать ветеринаром, поэтому у нее была пластмассовая шкатулка, в которой лежали разные трубочки и штучки. Некоторые из них были запчастями от перьевой ручки, происхождение других оставалось тайной. Мы брали в ванной запасное круглое зеркало, которое Янкин папа использовал, чтобы смотреть на себя сбоку во время бритья, ложились спиной на край дивана и, спустив коричневые хлопчатобумажные колготки и трусы, вставляли себе между ног эти трубочки и по очереди рассматривали то, что получилось, в увеличительную сторону зеркала. Занятие это было жутковатым, очевидно запретным и потому восхитительным. Я очень завидовала Янке, что ее папа не обращает внимания на шкатулку. У меня было предчувствие, что, если бы я держала дома что-нибудь подобное, моя мама быстро догадалась бы, что что-то не так, а может, даже догадалась бы, для чего именно это «не так» используется, и скандала было бы не миновать.

В третьем классе к нам присоединилась Майка. До этого она училась в другой школе и даже в другой стране, где росли пальмы и ее папа работал послом. Но вот он вернулся на родину и развелся с Майкиной мамой, Майка переехала в Янкин дом и пошла в нашу школу. У Майки была коллекция диковинных мелких птичек из стекла, каждая из которых была завернута в ватный комочек и лежала в отдельной ячейке в плоском картонном коробе. Майка тряслась над ними, и все же изредка нам удавалось уговорить ее показать нам этих колибри и разрешить подержать их в руках.

Иногда папа навещал Майку, привозил ей яркие кофточки и оставлял упаковки жвачки «Ригли сперминт» в белой, зеленой и желтой упаковке. Белых всегда было больше. Но Майка угощала нас даже редкими желтыми.

В неприличные трубочки мы перестали играть, а когда Майка в гостях у Янки спросила про шкатулку: «Что это?», Янка строго велела поставить на место. Майка хотела обидеться, но Янка вспомнила, что нашла у папы целую упаковку презервативов, откуда один можно взять незаметно, и мы втроем пошли смотреть, что будет, если налить туда воды. Похожий на напальчник, но с таинственным соском на конце предмет лежал на краю раковины, а Янка держала его за хвост. Когда мы налюбовались, Янка собиралась выбросить его в мусорное ведро под раковиной, но Майка сказала, что лучше сразу в мусоропровод, чтобы точно никто не увидел.

Втроем с Майкой мы создали общество «Черный ворон» и сочинили гимн. Несколько раз мы его исполнили, налегая на «эр»:

Чер-р-рный вор-р-рон, ты не падалью кор-р-р-рмлен,Чер-р-рный вор-р-рон, ты знал вкус свежей кр-р-рови.

Так научи же меня ее пить! Вкус свежей крови не заменить!

Майка фальшивила, но несильно. И в целом получалось здорово. За измену обществу полагалась смерть. Тетрадку с нашим гимном и уставом я взялась хранить у себя.

В обществе были различные испытания. Например, на смелость – нужно было подойти к прохожему и спросить: «А сколько сосисок вы съели сегодня на завтрак?» или что-нибудь такое же дурацкое. Некоторые улыбались и отвечали. Некоторые молча проходили мимо или говорили: «Какая глупость!» или «Отстань». Прохожих мы потом обсуждали, сочиняя, какая у них семья и жизнь и почему они ответили именно так, а не иначе. Про тех, кто прибавлял шагу, мы чаще всего предполагали, что они одиноки и отвыкли от общения.

В разгар каникул, когда лето стало уже привычным делом, я позавтракала оставленными для меня мамой бутербродами и собралась пойти гулять. Позвонила Янке, потом Майке, но никто не отвечал, так что я вышла одна. На ленивой солнечной улице никого не было. Я сорвала стручок с акации, попробовала посвистеть, но он уже перезрел, да, честно говоря, у меня со свистом получалось и в лучшие дни не очень. Я потопталась на детской площадке, покачалась на самых удобных качелях и уже собиралась вернуться домой, как вдруг увидела Янку с Майкой: они неторопливо брели вдоль второго корпуса, удаляясь от меня.

– Янка! – крикнула я, и она обернулась, а вслед за ней и Майка.

Но вместо того, чтобы остановиться, обе они неожиданно бросились наутек от меня. Я припустила за ними, надеясь, что это игра. Они забежали в подъезд следующего дома и, топоча, понеслись вверх по лестнице. С прыгающим сердцем я ринулась следом, пытаясь перемахивать не через одну, как обычно, а через две ступеньки, но услышала шум едущего вниз лифта, грохот входной двери – и тишину. Когда я снова вышла на слишком ярко освещенную улицу, их уже и след простыл.