Сто лет минус пять (Юбилейный выпуск)

Интерьеры дома в первоначальном виде не сохранились, были уже искажены. Но размах апартаментов остался прежний. Мы с Гвидоном въехали в подготовленный для нас семикомнатный номер-этаж. Как администрация приглашающей стороны, Мариинского театра, оплатила стоимость номера, не обратив внимания на количество комнат, остается загадкой. В великолепном номере, где мы жили, была даже ванная комната с металлической мойкой для собак и всеми необходимыми туалетными принадлежностями. Именно эту комнату упорно избегал Гвидон. Зато всеми другими он пользовался широко, с поистине царственным размахом. Возвращаясь после репетиции в номер, я каждый раз заставал Гвидона на новом месте, новом диване. И всем видом он давал мне понять, что никоим образом не обеспокоен этим обстоятельством. Утром я отправлялся на прогулку с собакой. Гвидон переключился с Ленинградского проспекта в Москве на «ленинградские» улицы Санкт-Петербурга, восприняв перемену как нечто само собой разумеющееся. Наш маршрут пролегал по Галерной улице до места ее пересечения с улицей Труда (Благовещенской), потом по Английской набережной реки Невы, сплошь застроенной особняками петербургской знати с почерневшими чугунными табличками, обозначающими принадлежность данного особняка тому или иному старинному дворянскому роду. Дальше мы сворачивали на набережную реки Пряжки, снова шли до начала Галерной улицы и уже по ней – обратно в гостиницу. Наш путь пролегал среди жилых домов, как по каменному коридору без единого просвета с зелеными насаждениями, так что мне пришлось купить специальный металлический совочек с коробочкой на длинной деревянной палке для уборки собачьих экскрементов, поскольку мы с Гвидоном не хотели нарушать прекрасных санкт-петербургских традиций по образцовому содержанию улиц города в чистоте и стерильности. И я гордился своей сознательностью.

Вступив на набережную Невы, я тут же позвонил Андрею Битову с приготовленным текстом, призванным поразить воображение друга оригинальностью. Андрей не знал, во-первых, что я приехал в Санкт-Петербург, а во-вторых, что мы с Гвидоном остановились в столь замечательном «пушкинском» месте. По телефону я осведомился, как он живет и чем дышит, а на его аналогичный вопрос спокойно ответил, что в данный момент гуляю по Английской набережной с Гвидоном. Высокий стиль нашей беседы был нарушен восторженным криком Битова. Он восхитился приездом Гвидона в Санкт-Петербург и тут же сообщил, что скоро прибудет с бутылкой, чтобы лично приветствовать мою собаку!

Гвидоном владел сильный охотничий инстинкт. На отдыхе в Тарусе я слишком самоуверенно доверился послушанию Гвидона, поэтому вывел его без поводка. Я рисовал на пленэре, он, как обычно, наблюдая округу, лежал на некотором взгорье. Вдруг собака встрепенулась, и я увидел в отдалении, на расстоянии примерно ста метров, петуха, который степенно расхаживал по грязной тарусской улице. Гвидон сорвался с места. Я мгновенно понял серьезность его намерений и бросился за ним. Тётечки, сидевшие на завалинках, безумно оживились и стали громко причитать, ругая меня и мою собаку. Я на бегу выхватил из кармана какие-то денежные купюры и поднял руку, сжимая их в кулаке, тем самым демонстрируя благие намерения расплатиться за возможный ущерб. В тот момент, когда я несся за Гвидоном в благородном порыве «во спасение петуха», мысль о том, сколько денег следует отдать его хозяйке в случае гибели, была для меня самой загадочной. Я не знал, во что оценивается старушкой петушиная жизнь, и думал только о том, смогу ли расплатиться, хватит ли у меня денег. Я задыхался от непривычной физической нагрузки, но Гвидон был неумолим. Расстояние, отделявшее нас от петуха, сокращалось стремительно. И вдруг петух – полетел. Он буквально парил в воздухе и был подобен какому-то первобытному птицеящеру. Пролетев метров двадцать, он спланировал в проем калитки и быстро заковылял на крючковатых лапках в сторону курятника. Однако, не успев добраться до курятника, петух сунул голову в поленницу между дровами, распушив веером хвост. Распушенным хвостом он старался поразить воображение Гвидона, который уже был готов растерзать его. Гвидон почти настиг петуха, я почти настиг Гвидона. В этот трагикомический момент мне удалось схватить собаку за ошейник со стразами и на лету, в прыжке, остановить ее.

Подобная «охотничья» ситуация повторилась и когда Гвидон увидел выводок уток, что привело его в необычайное изумление. Главная утка шествовала с чрезвычайной важностью вместе с утятами вблизи маленького озера в верхней части Тарусы. Так же стремительно Гвидон ринулся на «охоту». В отличие от летящего по воздуху петуха, утки не совершили ни малейшего ускорения – они медленно и степенно отплыли от берега, а разъяренный Гвидон в недоумении остановился перед водной преградой и принялся лаять, от возбуждения переходя на звук, граничащий с фальцетом.

Но Гвидон сражался не только с летающими петухами.