Стоя под радугой

– Почему? У меня очень славные друзья. И денег на хорошие дела не жалеют. Почему ты упрямишься?

– Потому что не хочу очутиться среди людей, которые глядят с презрением, говорят через губу, держат меня за дурака.

– Хэмм, ты губернатор штата. Никто тебя дураком не считает.

– Неважно, чего я губернатор, я прекрасно знаю, что они думают. Видал я таких еще в колледже, видал, как они гоняют на своих крутых машинах, вступают в свои крутые братства. Меня на эти их собрания разве что официантом допустили бы. Всегда ненавидел этих напыщенных, тошнотворных ублюдков. Я хотел получить диплом, как любой из них, только у меня не было богатого папочки, чтобы оплатил обучение, и пришлось бросить. Единственное, чему обучился, – это продавать трактора. Как я мог общаться с теми, кто у тебя в друзьях?

– И что, это до сих пор тебя задевает? Диплом никого не делает умнее или интереснее. Хэмм, погляди на себя, погляди, чего ты достиг. Большинство тех парней, с кем ты учился, с радостью поменялись бы с тобой местами.

Тогда он кое в чем признался.

– Не только в дипломе дело, Вита. Эти богатые мальчики четыре года ничего не делали, только заводили друзей и учились, как вести себя на приемах. Я им завидовал. Я работал с тринадцати лет, никакой общественной жизни не вел… А, к черту, Вита, сказать по правде, я трушу. Ляпну чего-нибудь или не той вилкой воспользуюсь. Мне комфортней с такими, как Родни. Я знаю, что они не станут надо мной смеяться. Они и сами не умеют себя вести.

Она покачала головой:

– Милый, я еще не встречала людей, которых было бы так трудно продвигать. Но я все равно это сделаю.

Хэмм продолжал сопротивляться, Вита – настаивать. Пока он не пообещал иногда показываться в обществе.

Месяц спустя Вита ждала его у себя дома. Он пришел, ужасно довольный. Сел, ослабил узел галстука и положил ноги на кофейный столик.

– Ну и как я?

– Ты был прекрасен, все в тебя просто влюбились. Весь вечер подходили ко мне и говорили, как очарователен губернатор да какой он красавчик.

– Серьезно, что ли? – Он принял стакан с вином.

– Да. Я тобой очень гордилась.

– А тебе не показалось, что я разговаривал слишком громко или еще чего?

– Нет.

– А не глупо я смотрелся в этом обезьяньем костюме? Надо мной не смеялись, нет?

– Ни одна душа.

– Знаешь, Вита, должен сказать, я немного удивлен. Этот Питер Уилер вполне нормальный парень, если поближе с ним познакомиться, верно? Мне теперь даже жаль, что я такое про него говорил.

– Рада, что он тебе приглянулся. Он в самом деле хороший человек. Как и его жена.

– Знаешь, что он мне сказал, Вита?

– Нет. Что?

– Он сказал, что завидует моей способности ладить с людьми. Сказал – жаль, что ему само все досталось, что лучше бы он вкалывал, как я, чтобы у него был шанс пробиться самостоятельно, как я. – Хэмм посмотрел на нее озадаченно: – Ты представляешь? Я ему завидовал, а он все это время – мне.

Через некоторое время Родни, делать которому было, в общем, абсолютно нечего, кроме как быть под рукой, когда Хэмму приспичит поболтать, бодро ворвался в кабинет министра юстиции. Венделл Хьюитт оторвался от бумаг на столе, глянул на него и сказал:

– Входи и закрой дверь, надо поговорить.

Родни сел:

– Чего?

– Знаешь, он только нас двоих тут и слушает. Честно говоря, я за него немного волнуюсь. Думаю, надо нам с тобой усадить его и побеседовать.

– О чем?

– Обо всей этой беготне по вечеринкам. По-моему, он как-то излишне увлекся светской жизнью, об этом уже в газетах пишут. Если он не будет осторожен, то разозлит тех, кто за него голосовал.

Родни отмахнулся:

– Да ну, об этом не волнуйся. Они знают, что под всеми этими костюмами – человек их породы.

– Уверен?

– Да, черт, конечно. Слушай, у фермеров есть секретный метод распознавать друг друга, их не одурачишь. Они фальшивку за милю чуют.

– Правда?

– И не забывай, я с ним сто лет уж знаком, видел его с этими трудягами. Самое главное – он один из них, а второе самое главное – он их понимает, понимает, как они мыслят, чего хотят, и поверь мне, если бы он их не понимал, черт, скажу даже больше – не любил, они бы это почуяли. Сейчас они верят, что он за них вступится, но еще важнее – чтобы верил он. Верил, что встанет за них горой даже против нас.

– Думаешь, встанет?

– Еще бы. Он ведь всерьез говорил о том, что маленького человека не бывает. Это не красивые слова, не игра на публику. Он знает, где у них чешется и как там почесать. Они за него в горе и в радости, и он поймет, если слишком далеко зайдет.

– Ты уверен? По мне, так уже зашел.

– Неее. Всех этих людей окружает невидимая линия. Пересечешь ее – берегись, брат. Навсегда с тобой покончат. Но Хэмм знает, где она, линия эта. Это как свисток для тренировки собак – собаки его слышат, а люди нет.