Стоять до последнего

Вместе с тем идти в кафе со своим начальником Миклашевский не хотел, ибо присутствие капитана связывало Игорю руки. Но и отказаться он не смел. И потому, чертыхаясь, Миклашевский в условленный час подкатил на мотоцикле к гостинице. У подъезда уже прохаживались высокий, слегка сутулый обер-лейтенант Клюг и полный грузный старшина батальона Лорен.

Вышел капитан.

– Пойдем пешком, – сказал Беккер. – Можешь машину оставить здесь.

2

Все места в кафе были заняты, однако для немецких офицеров установили отдельный столик буквально у самой сцены. Услужливый официант, сверкая ослепительной улыбкой, быстро накрыл стол. Появились коньяк, вино и пара бутылок содовой воды, закрытых белыми фарфоровыми пробками.

– Это хорошие боксеры, они еще до войны выступали на больших турнирах, – по-немецки говорил официант, ловко орудуя штопором, вынимая пробку. – Одного звать Алекс Бутен, он такой чернявый, с усиками… Он из Парижа… Прима!.. А другой Эмиль Лефор. Моряк из Гавра, чемпион флота… Бывшего французского флота, мосье. У него великолепный удар правой. Вы увидите, как он бьет!..

Миклашевский с нетерпением ждал, когда же начнется поединок. Он никогда не видал профессиональных боксеров, но много о них слышал и читал. Профессионалы ему казались какими-то исключительными людьми. Игорь хорошо знал, что такое боксерский бой, что такое провести поединок, какая это нелегкая работенка. В институте физкультуры на кафедре бокса проводили исследования, и оказалось – это Игорь хорошо запомнил, – что нагрузка одного раунда равна по затрате энергии работе землекопа в течение полного восьмичасового рабочего дня. Таким образом, выходило, что три раунда – это три рабочих дня землекопа, спрессованных в девять минут поединка. А профессионалы боксируют не три раунда, нормальный бой у них состоит из пятнадцати раундов. Пятнадцать! Ровно в пять раз больше, чем у боксеров-любителей… Вот и вся арифметика. Есть о чем подумать.

– Наш Миклашевский, кажется, тоже был боксером. Это верно иль треплется? – спросил старшина батальона, потягивая из высокого бокала вино.

– Если верить личному делу, так он в прошлом году чемпионом Ленинграда был, – ответил обер-лейтенант Клюг.

– Бумага все стерпит, что ни напиши.

– Не знаю, как насчет там чемпионского звания, но на вид он парень крепкий, тренированный. И смелый, в бою показал. Помните, как под Смоленском громили партизан? – капитан Беккер вступился за Миклашевского. – Только благодаря его мужеству, господа, я и сижу с вами за этим столом.

Игорь молча слушал разговор немцев, делая вид, что не понимает их языка, смотрел на сцену. Три ряда канатов были натянуты туго, образуя прямоугольник, а не положенный квадрат. Да и размеры его были уменьшены. По ширине сцены было не более пяти метров, а в глубину – и четырех не хватало. Пол был устлан плотным серым брезентом, и под ним не имелось необходимого войлочного слоя. Падать на такой пол было весьма опасно. «У нас никогда бы не разрешили на таком боксировать, – подумал Миклашевский. – Это же нарушение всех правил. А еще заграница!» Скажи нашим тренерам и боксерам – не поверят. Миклашевский вспомнил, как четыре года назад в Москве проходила встреча сборных национальных команд Франции и СССР. Судья-француз оказался придирчивым и дотошным. Вынув из кармана рулетку, он тщательно измерял параметры ринга, заглядывал в правила, проверял расстояния между канатами, ощупывал пальцами войлочную подстилку под брезентом… Наши тренеры лишь многозначительно переглядывались меж собой: вот, мол, как надо перед турниром проверять оборудование!..

Вдруг в зале раздались аплодисменты, послышались приветственные возгласы. На ринг, нырнув между канатами, вышел судья. Невысокий, плотный, лысоватый. Белая рубаха застегнута на все пуговицы, и у шеи черная «бабочка». Он подошел к краю ринга и, театрально подняв руку, произнес громким, отработанным голосом:

– Начинаем встречу профессиональных мастеров бокса! Прошу приветствовать несравненного Эмиля Лефора!

Эмиль Лефор оказался белобрысым, слегка курносым и широколицым парнем, скорее похожим на рязанца, чем на француза. Он вышел в сопровождении секунданта в поблекшем банном полосатом халате, который был ему явно короток и едва прикрывал колени.

На вид ему было лет двадцать пять – двадцать восемь. Среднего роста, длиннорукий, слегка сутулый, и эта сутулость выдавала односторонность многолетних боксерских тренировок, привычка поднятым левым плечом прятать свой крупный подбородок. Держался Эмиль уверенно и без показной бравады.

– Ну, каков боксер? – спросил Беккер.

– Кажется, среднего или полусреднего веса, – ответил Миклашевский скорее на свои мысли, чем на вопрос гауптмана.

Миклашевскому было приятно, что он не ошибся, когда услышал слова рефери, дававшего характеристику Лефору:

– Чистый вес шестьдесят восемь килограммов двести граммов, без капли жира, господа! Эмиль провел восемьдесят два поединка, из которых в семидесяти пяти одержал победу!