Стоять до последнего

Миклашевский почти месяц находился в Булони, за это время имел несколько раз возможность побродить по улицам и площадям небольшого французского города. Бросалось в глаза обилие кафе и ресторанов, от маленьких, где в тесной комнатенке стоит пара столиков, где посетителей обслуживает сам хозяин, а его жена тут же за перегородкой жарит и парит на плите, до роскошных заведений, в которых по вечерам гремит музыка, а на широких подмостках танцуют полуобнаженные женщины… При входе в такие рестораны надо покупать билет. Миклашевский слышал и читал, что на Западе есть такие заведения, в которых концертные представления идут перед жующей и пьющей публикой, но видел их впервые. И, откровенно говоря, попав сюда, чувствовал себя как-то неуверенно, ему казалось, что он совершает кощунство, надругательство над тем, к чему привык с детства относиться с большим уважением, – к труду артиста.

Главной достопримечательностью города, как считал Миклашевский, была огромная церковь.

Булонская церковь стояла строгим каменным сооружением, лаская глаза четкостью линий, узкими стрельчатыми окнами, застекленными разноцветными стеклами. Внутри церкви был благовонный сумрак: словно в кинотеатре, рядами стояли стулья, скрепленные между собой, да у главного алтаря всегда горели маленькие электрические лампочки, похожие издали на свечи. По воскресеньям включали все подсветы, люстры, позолоченные бра, и церковь преображалась, становилась торжественной и нарядной. Булонцы шли сюда семьями, занимали места, слушали проповеди, молились сидя…

Батальон, в котором служил Миклашевский, был не единственным подразделением, которое перебросили на север Франции. В ближайших приморских городах и селах также были расквартированы батальоны или отдельные роты, которые несли береговую охрану. Штаб остлегиона находился в Милло, где в гостинице «Компанидю-Мади» целый этаж занимал бригаденфюрер фон Хейгендорф, командир остлегиона, здесь же в роскошном номере жил и его заместитель полковник Бомм.

Долговязого генерала Хейгендорфа Миклашевский видел лишь издали. Полковник Бомм дважды наведывался в Булонь. Невысокого роста, большеголовый, быстрый в движениях, довольно сносно говорил по-русски и обходился без переводчика. Он всегда был хмур, всегда недоволен, и ему трудно было угодить. Когда полковник Бомм появлялся в батальоне, все теряли спокойствие и ждали очередного разноса.

Миклашевский знал, что командир батальона Беккер приходится дальним родственником Бомму. Он и внешне был почти точной копией полковника. Такой же большеголовый, с маленькими глазками на одутловатом бледном лице. Только губы у Беккера были тоньше, да подбородок меньше, и ноги более кривые, колесом, словно с раннего детства сутками сидел верхом на бочке.

В воскресенье, 23 августа, день выдался ясный, теплый, солнечный, даже несколько праздничный. Накануне в батальоне первый раз выдали деньги: каждый получил по двести двадцать франков. Сумма небольшая, скажем проще, мизерная, однако солдату можно было в час увольнения заглянуть в кафе и пропустить стаканчик кальвадоса или кружку сидра, который заменял тут пиво. Солдаты строили планы на воскресный вечер. Игорь намеревался пойти в кафе, где должен состояться матч профессиональных боксеров. После обеда Миклашевского вызвали в штаб.

– Тебе письмо!

Снова писала тетка Анна Алексеевна, а Зоненберг-Тобольский сделал лишь приписку и послал свою визитную карточку. Ее рассматривали все штабники. Гауптман Беккер взял визитку, отпечатанную на плотной глянцевой бумаге, и его маленькие глаза сухо поблескивали.

– У вас хорошие связи, господин Миклашевский, и, можно сказать, обеспеченное будущее!

На визитке с одной стороны по-русски, с другой по-немецки было напечатано: «Фон Зоненберг-Тобольский, народный артист русского театра, профессор». Миклашевский отметил про себя, что родственник не теряется, успел присвоить себе и благородное происхождение – «фон», и звание, которого не имел, – «народный», и ученое звание – «профессор».

– Вечером пойдем в кафе, там будет бой боксеров, – сказал Беккер, – приглашаю и тебя, Миклашевский.

– Рад стараться, господин капитан!

Миклашевский еще два дня назад, когда увидал афишу с коротким словом «бокс», сразу же решил побывать на матче и установить знакомство с французскими спортсменами. На это знакомство он возлагал много надежд. Время шло. В Москве полковник Ильинков напутствовал: «Сейчас для тебя самое главное – это пройти все рогатки и акклиматизироваться. А наши люди тебя найдут и принесут задание». Он говорил еще: «Но и ты не теряй времени, сам дай знать о себе. Каким образом? Через печать. Ты же боксер! И как мне известно, а я кое-что смыслю в боксе, хороший мастер. Думаю, сможешь на равных работать с профессионалами. Так что при первой же возможности выходи на ринг. Выступай так, чтобы о тебе появилось хоть несколько строчек в местной газете. Можешь именоваться своим званием мастера спорта и титулом чемпиона Ленинграда. Понимаешь, это поможет быстрее найти тебя и установить связь».