Столешников переулок

Рука ее была тепла и суха, кожа гладенькая.

Впереди на перекрестке вышли из подземного перехода два милиционера-офицера в касках, бронежилетах и с автоматами и шуганули подростков, которые намеревались там спрятаться. Милиционеры двигались нервно, дерганно, словно находились под обстрелом.

– Группа на прорыв идет, – произнес узколицый юноша с длинными прямыми волосами и круглыми очками под Джона Леннона. Он стоял на газоне рядом с домом цвета хаки. Произнеся эту фразу, юноша пошел рядом с Ингой – как бы сам по себе, но и как бы вместе с ними.

Красные «жигули» с простреленным стеклом стояли на прежнем месте. Водителя в них не было. Узколицый юноша остался у машины, заглянул внутрь через боковое окно, потом через дырку в заднем. Милиционер-кавказец теперь стоял лицом к дереву и даже на Ингу не смотрел.

– Этот милиционер напомнил мне случай с однокурсниками по мореходке. Они пошли в самоволку и нагрузились выше ватерлинии. Обычно милиционеры пьяных курсантов не забирали, но эти чуть не попали под колеса «канарейке». Курсанта ведь, даже в штатском, можно определить по тому, что перекресток переходит по диагонали. Милиционеры вылезли из машины и погнались за курсантами. А тем, пьянющим, бежать по облому. Один встал за дерево, прислонился лицом к стволу: я никого не вижу, значит, и меня не видят, а второй, соглашаясь с ним, уткнулся лицом в спину своему другу. Подбежали мусора, увидели – и как начали ржать! За проявленные веселость и находчивость жюри отвезло курсантов не в вытрезвитель, а к экипажу.

– Как все глупо, – тихо повторила она, высвободила свою руку и пошла немного впереди, больше не произнеся за всю дорогу ни слова и не давая повода заговорить с собой.

В подворотне своего дома, сырой и пропахшей кошачьей мочой, Инга вдруг остановилась и, глядя в сторону, поцеловала в щеку, точнее, прикоснулась сухими губами.

...

Press any key to continue. [10]

Инга мягко отстранила от себя.

– Иди домой, – приказала она и пошла дальше, покачивая бедрами, обтянутыми джинсами, на левом кармане которых, внизу, осталось небольшое пятно побелки.

Твоих улыбок

алую пыльцу

соберу губами

и запрячу

в соты памяти.

Хмурый праздновал день рождения. Ради такого важного мероприятия Женя даже передвинул огромный письменный стол на середину комнаты и на полу у стены остался серый прямоугольник пыли. Накрыл стол тем, что, как он слышал, является признаком богатства и хорошего вкуса: пять литровых бутылок водки «Абсолют», без этикеток, с надписями на английском синей и черной краской на стекле, по мнению Жени, безуспешно изучавшего французский, – инструкциями по употреблению, причем в некоторых словах букв не хватало, казалось, что обсыпались внутрь и выльются вместе с напитком; пять темно-зеленых, толстостенных и с длинными узкими горлышками бутылок полусладкого «Советского шампанского» (видимо, из доперестроечных запасов, но не само вино, а этикетки); пять пластиковых двухлитровок, опоясанных красными бумажками с уверениями, что это настоящая «Кока-кола»; десять – по одной на каждого предполагаемого гостя – девяностопятиграммовых баночек красной икры и столько же полукилограмовых банок китайской тушенки; и – украшение стола и единственное горячее блюдо – пельмени, полная семилитровая белая эмалированная кастрюля, специально купленная для этого. Пельмени парили, источая аромат вареного фарша и теста и растопленного сливочного масла, которого бу́хнули в кастрюлю не меньше килограмма, одним куском, все еще недотаявшим. Около кастрюли стояли приправы к пельменям: литровая банка развесной сметаны с рынка; поллитровка украинского уксуса с бело-синей этикеткой, на которой было написано «Оцет» [11] ; два блюдца с горками перца, красного и черного. Из-за нехватки тарелок, хлеб – белые батоны, нарезанные толстыми (Рамиля работа) ломтями, – лежали на газете. Стульев, как обычно, не хватало, и двое гостей, Инга и Саша, сидели на кровати, придвинутой к столу. Женин земляк обзавелся новыми джинсами-пирамидами, а сильный запах его черной кожаной куртки, висевшей на гвозде, вбитом в стену, сообщал о том, какая она новая и дорогая, – оделся под тех, кого еще недавно собирался гонять. На Инге был зеленый гибрид делового костюма и вечернего платья – где она такое откопала?! Как и все коренные москвички, одеваться она не умела. Инга чуть подвинулась, предлагая место рядом с собой. Опять поменяла духи. Теперь были какие-то простенькие и симпатичные, как полевые цветы, но не умеющие оповещать о ее приходе.

– Не боишься на углу сидеть? – спросила она, стараясь казаться веселой. – Семь лет не женишься.

– Ты за меня не пойдешь, а другие не нужны.