Столп огненный

– Конечно, конечно, прости меня. – Нед открыл пакет. Внутри нашлось письмо для Сильви, написанное крупным детским почерком Нат и переправленное, должно быть, в Англию через английского посланника в Париже. Наверное, там просьба прислать новые книги – за последние десять лет подобные письма приходили трижды.

Из писем Нат и из поездок Сильви в Париж Нед знал, что Нат успешно освоила не только торговлю книгами, но и другие, не менее опасные занятия. Она продолжала служить Пьеру Оману де Гизу, внимательно наблюдала за Пьером и передавала важные сведения парижским протестантам. Сам Пьер между тем переселился в особняк де Гизов – вместе со своей женой Одеттой, ее сыном, двадцатидвухлетним студентом Алэном, и, разумеется, с Нат. Таким образом перед Над открылись новые возможности для слежки, в особенности за английскими католиками в Париже. Более того, она ухитрилась обратить в протестантство молодого Алэна, причем тайком от Одетты и Пьера. И все новости от Нат поступали в письмах на имя Сильви.

Нед отложил письмо в сторону. Пусть жена сама читает.

Второе письмо из пакета предназначалось ему. Оно было написано четким, чуть наклонным почерком человека, приверженного порядку, но страшно, похоже, спешившего. Нед узнал руку сэра Фрэнсиса Уолсингема, своего начальника. Интересно, что в письме? Прочесть сразу было невозможно, поскольку письмо зашифровали.

– Мне нужно время, чтобы сочинить ответ, – сказал Нед, обращаясь к Эйлин. – Пусть гонец заночует у нас.

Альфо встал.

– Пойду-ка займусь делом. Спасибо, дядюшка Нед.

Нед взялся за расшифровку письма. Текст содержал всего три предложения. Соблазн надписывать перевод прямо над зашифрованными строчками был велик, но подобное категорически запрещалось. Если такое вот расшифрованное письмо случайно попадет не в те руки, враг получит ключ для прочтения всех прочих сообщений, составленных тем же шифром. Недовы шифровщики, трудившиеся над перехваченными посланиями иноземных миссий в Лондоне, не раз и не два благодарили небо за проявленную авторами тех писем беспечность. Поэтому Нед взял свинцовый карандаш и табличку, с которой потом написанное можно было стереть мокрой тряпкой.

Шифр он помнил назубок, а потому мгновенно перевел на обычный язык первую фразу письма. Та гласила: «Новости из Парижа».

Сердце забилось быстрее. Им с Уолсингемом не терпелось узнать, как дальше намерены вести себя французы. На протяжении шестидесятых и семидесятых годов королева Елизавета успешно сохраняла мир с врагами, притворяясь, будто всерьез обдумывает брачные посулы принцев-католиков. Недавней ее жертвой стал Эркюль-Франсуа, брат короля Франции Генриха Третьего. Елизавете в этом году должно было исполниться пятьдесят, однако она по-прежнему сохраняла умение очаровывать мужчин – и без труда обольстила герцога Франсуа, моложе ее почти на двадцать лет, своего «маленького лягушонка», как она его называла. Она забавлялась с ним целых три года, прежде чем он пришел к умозаключению, к которому рано или поздно приходили все ее кавалеры: что Елизавета вовсе не собирается замуж. У Неда, впрочем, было ощущение, что эту брачную карту королеве удалось разыграть в последний раз, и он опасался, что ныне враги Елизаветы наконец-то приступят к тому, что столь долго откладывали, и предпримут полноценную попытку избавиться от правительницы Англии.

Нед расшифровывал второе предложение, когда дверь снова распахнулась и в комнату влетела Марджери.

– Как ты посмел?! – гневно воскликнула она. – Как ты посмел?

Нед опешил. Среди прислуги в Новом замке гуляли страшные слухи о приступах ярости графини Ширинг, но ему как-то не выпадало до сегодняшнего дня пасть жертвой одного из таких приступов. Их отношения до сих пор оставались вполне дружескими и теплыми.

– Что я натворил, позволь узнать?

– Как ты посмел учить моего сына протестантской ереси?

Нед нахмурился.

– Роджер задавал вопросы, – произнес он, стараясь справиться с раздражением. – Я всего лишь старался отвечать честно.

– Я воспитываю сыновей в вере наших предков! Не смей их развращать!

– Как скажешь. – Раздражение все-таки прорвалось, как Нед ни старался. – Рано или поздно кто-то им растолкует, что имеются разные точки зрения. Пусть уж лучше это буду я, чем какой-нибудь двуличный пуританин вроде Дэна Кобли.

Даже сердясь на нее, он не мог не отметить про себя, как она прекрасна, с этой разлетевшейся по плечам копной волос, с этим гневным огнем в глазах. В сорок Марджери была намного красивее, чем в четырнадцать, когда они с нею целовались за гробницей приора Филипа.

– В Кобли они сразу разглядят твердолобого богохульника! А ты кажешься разумным человеком, но тайком отравляешь умы!