Столп огненный

– Вот как? Понимаю, понимаю. Тебе претит не мое протестантство, а мое здравомыслие, верно? Не хочешь, чтобы твои сыновья узнали, что о вере можно говорить тихо, что возможно спорить и не пытаться при этом вцепиться друг другу в глотки! Так? – Несмотря на брошенные ему в лицо обвинения, Нед не думал, будто Марджери и вправду считает, что он отравляет разум Роджера. Скорее, она возмущалась коварной судьбой, которая развела ее с Недом и лишила их возможности растить детей вместе.

Подобно лошади на полном скаку, Марджери не могла остановиться сразу.

– Умный, да? Вечно считаешь себя умнее всех!

– Вовсе нет. Просто я не строю из себя глупца и тебе не советую.

– Я пришла не препираться с тобой! Не смей больше говорить с моими детьми!

Нед понизил голос:

– Роджер – не только твой сын.

– Тем более нечего ему страдать за мои грехи!

– Так избавь его от своих религиозных наставлений! Объясни толково, во что веришь, и признай, что другие могут думать и верить иначе. Он после этого тебя еще сильнее уважать будет.

– Не учи меня воспитывать моих детей!

– А ты не указывай, что мне говорить, а чего не говорить моему сыну.

Марджери повернулась к двери.

– Я бы послала тебя к дьяволу, но ты и так на полпути к нему!

Она выскочила из комнаты, а мгновение спустя громко хлопнула входная дверь.

Нед выглянул в окно. В кои-то веки ему не доставило ни малейшего удовольствия лицезреть красоту и величие собора. Он расстроился из-за ссоры с Марджери.

Несмотря на все разногласия, в одном они сходились безоговорочно: правду о происхождении Роджеру открывать не стоило. Ни сейчас, ни когда-нибудь потом. Для мальчика будет тяжелым ударом узнать, что его столько лет обманывали. Нед сознавал, что ему не суждено открыто признать собственного единственного сына, но на эту жертву пришлось пойти ради блага самого Роджера. Благополучие сына было для Неда важнее всего остального, и он мирился с неизбежным; такова родительская доля.

Уиллард вновь обратился к письму Уолсингема и расшифровал вторую строчку: «Кардинал Ромеро вернулся, и любовница приехала с ним». Любопытно. Ромеро ездил в Париж как тайный посланник короля Испании. Наверняка он что-то замышляет и о чем-то сговаривается с французскими истовыми католиками. А его любовница, Херонима Руис, снабжала Неда полезными сведениями накануне Варфоломеевской ночи. Быть может, она согласится поведать, каковы нынешние планы Ромеро.

Пока он возился с третьей фразой, в комнату вошла Сильви. Нед протянул жене письмо из Парижа, но Сильви сейчас больше заботило другое.

– Я слышала ваш разговор с Марджери, – сказала она. – Вы так кричали оба! Со стороны звучало жутко.

Смущенный, Нед взял руку Сильви в свои ладони.

– Я вовсе не пытался обратить Роджера. Просто старался честно отвечать на его вопросы.

– Знаю, милый.

– Извини, что моя былая страсть доставляет тебе неприятности.

– Ерунда! – отмахнулась Сильви. – И не надо притворяться. Я давно поняла, что ты любишь нас обеих.

Нед вздрогнул. До сих пор он не отваживался это признать, даже наедине с собой.

Словно прочитав его мысли, Сильви прибавила:

– От жены такое не спрячешь. – И углубилась в чтение письма Нат.

Нед снова посмотрел на послание Уолсингема и, невольно продолжая обдумывать слова Сильви, расшифровал последнюю строчку: «Херонима готова говорить только с вами».

Он вскинул голову, поглядел на Сильви, и нужные слова будто самостоятельно сорвались с языка:

– Я люблю тебя, всем сердцем.

– Знаю. Нат пишет, что ей нужно больше книг. Придется ехать в Париж.

– Мне тоже, – откликнулся Нед.

2

Сильви за все годы, прожитые на чужбине, так и не поднималась еще на колокольню собора, чтобы полюбоваться видом на Кингсбридж. Но после воскресной службы, словно ведомая весенним солнцем, лучи которого подсвечивали многоцветные витражи, она пошла искать лестницу наверх. В южном трансепте обнаружилась маленькая дверца, за которой начиналась винтовая лестница. Сильви как раз размышляла, нужно ли просить разрешения или можно просто прошмыгнуть внутрь, когда ее окликнула графиня Ширинг.

– Прошу прощения, что вторглась в ваш дом и устроила эту безобразную сцену, – проговорила Марджери. – Мне очень стыдно.

Сильви притворила дверцу. Вид на город вполне мог обождать, эта беседа была куда важнее. Она подумала, что ей-то повезло, а потому нужно проявить великодушие к Марджери.

– Я понимаю, что вас беспокоит. Во всяком случае, мне так кажется. Поэтому я не вправе в чем-либо вас обвинять.

– Что вы имеете в виду? – Графиня недоуменно наморщила лоб.

– Вам с Недом следовало бы растить Роджера вместе. Но это, увы, невозможно, и потому вы оба страдаете.

Марджери отшатнулась.

– Нед поклялся, что никому не расскажет…

– Я сама догадалась, а он не стал отрицать. Не тревожьтесь, я умею хранить тайны.

– Барт убьет меня, если узнает.

– Он ничего не узнает.

– Спасибо. – В глазах Марджери заблестели слезы.

– Женись Нед на вас, его дом был бы полон детворы. А я, к сожалению, неспособна, похоже, к зачатию. Сколько мы ни пытались…