Столп огненный

Отряд приблизился к нынешнему месту заключения. Поместье Чартли-мэнор окружали ров и невысокая стена, но в остальном это был, скорее, особняк, нежели крепость, деревянный, со множеством очагов и дымоходов и с рядами окон, придававшими ему весьма привлекательный вид. Вместить свиту Марии и семейство Паулета удалось с трудом, поэтому охрану разместили на постой в крестьянских домах по соседству. Благодаря этому Мария и Элисон редко замечали присутствие стражников, однако сознавали, что это место, при всей его обманчивой обыденности, остается тюрьмой.

Всадники пересекли мост, переброшенный через ров, въехали на просторный двор и спешились у колодца посреди двора. Элисон позволила своему пони Гарсону напиться из конской поилки. Чуть поодаль стояла подвода пивовара; крепкие мужчины закатывали бочонки с пивом в королевские покои через кухонную дверь. У главной же двери толпились женщины. Элисон сразу разглядела леди Маргарет Паулет, которая, вместе со служанками, о чем-то расспрашивала стоявшего спиной незнакомца в поношенном плаще. Леди Маргарет вела себя намного дружелюбнее супруга, и Элисон направилась к ней, чтобы узнать, что происходит.

Мужчина в плаще показывал женщинам содержимое своей дорожной сумы – ленты, булавки, пуговицы и дешевые украшения. Мария тоже приблизилась, встала рядом с Элисон. Служанки перебирали товар на продажу, узнавали цены и оживленно переговаривались, ахали и охали.

Одна вдруг спросила, пугливо косясь на хозяйку:

– А любовных зелий нет?

Вопрос был весьма смелым, а бродячие торговцы славились своим умением соблазнять простодушных покупательниц. Но этот почему-то смутился и проворчал, что, мол, ленты всяко лучше зелий.

Сэр Эмиас Паулет вышел во двор, дабы узнать причину суматохи. В свои пятьдесят с небольшим он был почти лыс, не считая ободка седых волос вокруг макушки, зато щеголял пышными рыжими усами.

– В чем дело? – требовательно спросил он.

Леди Маргарет виновато потупилась.

– Так, ерунда.

Паулет сказал торговцу:

– Леди Маргарет не интересуется этой мишурой. – Когда его супруга со служанками неохотно удалилась, он прибавил: – Покажи свой товар королеве Шотландской. Эти бирюльки как раз для нее.

Мария и дамы ее свиты сделали вид, что не заметили этой грубости. Они уже привыкли, а появление разносчика внесло долгожданное разнообразие в их тоскливую жизнь. Поэтому они тут же окружили торговца, заменив разочарованных служанок леди Паулет.

Элисон между тем присмотрелась к мужчине – и внезапно поняла, что тот ей знаком. Она едва сдержала изумленный возглас, готовый сорваться с губ. Редеющие волосы на голове, окладистая рыжая борода… Это же тот самый человек, что говорил с нею в парке замка Шеффилд-касл! Его зовут Жан Ланглэ!

Она поглядела на Марию, но потом вспомнила, что королева с этим Жаном не встречалась. Элисон была единственной, кто с ним виделся. Получается, он явился сюда ради того, чтобы снова поговорить с нею?

Помимо изумления, Элисон пришлось подавить прилив желания. С той самой встречи в парке она воображала, как выходит замуж за Жана Ланглэ и как они становятся главной парой при дворе, когда Мария сделается королевой католической Англии. Она понимала всю глупость своих фантазий, ибо ее знакомство с этим человеком длилось всего несколько минут. Но что еще остается пленнице, как не предаваться глупым мечтам?

Нужно увести Ланглэ с переполненного людьми двора, туда, где он перестанет наконец притворяться бродячим торговцем и сможет говорить свободно.

– Я замерзла, – пожаловалась она. – Идемте внутрь.

– А мне до сих пор жарко после прогулки, – возразила Мария.

– Прошу вас, мадам! Вы должны заботиться о своем здоровье.

Мария явно оскорбилась – еще бы, ей посмели указывать! – но, должно быть, уловила нечто в голосе Элисон. Она вопросительно изогнула бровь, потом посмотрела Элисон в глаза, прочитала что-то во взгляде подруги – и переменила решение.

– Хорошо, хорошо. Идемте в дом.

Ланглэ провели прямо в личные покои Марии, и Элисон поспешила прогнать всех посторонних. А затем сказала по-французски:

– Ваше величество, это Жан Ланглэ, посланец герцога де Гиза.

Мария выпрямилась.

– Что желает сообщить мне герцог? – В ее тоне сквозило воодушевление.

– Все улажено, – ответил Ланглэ, тоже по-французски, но с сильным английским выговором. – Немурское соглашение[94] подписали, протестантство снова вне закона во Франции.

– Это мы уже знаем. – Мария нетерпеливо повела рукой.

Ланглэ продолжал, будто не обратив внимания на монарший жест:

– Немурский договор стал торжеством матери-церкви, и к нему приложили руку герцог де Гиз и французские родичи вашего величества.

– Это мне известно.

– Отсюда следует, что у вашего двоюродного брата, герцога Анри, руки развязаны и он может снова приступить к исполнению своего заветного желания, то бишь к возведению вашего величества на английский трон, принадлежащий вам по праву.

Элисон не торопилась ликовать. Слишком часто радость оказывалась преждевременной. Но это она понимала умом, а вот сердце сразу забилось чаще. Да и лицо Марии просветлело.