Сторрам

Когда приступ закончился, Гаор снова усадил Старшего на пол и взял у Махотки кружку.

– Пей, Старший, надо, чтоб до конца прочистило.

Старший отпил, страшно скривился, но проглотил.

– Махотка, воду спусти, – распорядился Гаор, – а то не продохнуть.

– Рыжий, – шёпотом спросил Махотка, выполнив приказ, – а чего это?

– То самое, – сердито ответил Гаор. – Сколько стаканов, Старший?

– Три, – сипло ответил Старший, – последний насильно вливали.

– Ты пей, пей. Силён ты, Старший. Меня на втором вырубало. Допил? Давай по второй. Махотка, ещё одну делай.

Гаор подозревал, что, конечно, многие, если не все, не спят, но в уборную никто не заходил, и из спальни не доносилось ни звука. Старший сам встал и наклонился над унитазом.

На этот раз приступ длился недолго, и такого запаха уже не было. Махотка вернулся с третьей кружкой.

– Сколько влили, столько и вынем, – объяснил Старшему Гаор, всовывая ему в руки кружку. – Пей, Старший. А ты, Махотка, иди, ложись, спасибо, дальше без тебя. И никому ни звука, понял? – закончил он почти весело. – А то сам всё тебе оторву, и девки не нужны будут.

Махотка посмотрел на Гаора и повернул к двери, столкнувшись с Матухой, с наспех закрученными на макушке волосами и в одной мужской рубашке на голое тело.

– Что тут у вас?

– Ты разбудил?! – вызверился на Махотку Гаор.

– И без него хватает, – отмахнулась Матуха, требовательно глядя на них. – Ну?!

Старший, давясь, пил рассол и потому только мотнул головой на Гаора, дескать, он объяснит.

– Напоили его, – нехотя ответил Гаор и, так как Матуха по-прежнему смотрела на него, стал объяснять: – Это капральская смесь. Мешают водку с перцем и ружейным маслом, ну, и ещё что под рукой. Если не вынуть, может нутро сжечь. Противно, но если сразу вычистить, то не смертельно. Знаю я это, и что делать знаю. Потому и не стал звать.

Матуха кивнула, неотрывно глядя на него.

– А сейчас чем поишь?

– Тузлуком, – оторвался от кружки Старший. – Уйди, Матуха, меня сейчас опять вывернет, не могу при тебе, уйди.

Увидев, что он допил, Гаор шагнул к нему и отобрал кружку.

– Не держи в себе, давай. Махотка, здесь ещё? Тогда чистой воды принеси. Ополосни только.

Гаор сунул Махотке кружку и встал рядом со Старшим так, чтобы загородить его от Матухи.

– Давай, Старший, не видно тебя. Пошёл, – и уверенно взял Старшего за плечи, чтобы помочь, если что.

Матуха молча стояла у дверей и смотрела на них.

Когда приступ закончился, Гаор взял у Махотки кружку и дал её Старшему.

– Рот прополощи и горло. Чтоб не щипало.

– Откуль знаешь? – спросила Матуха.

– Поили, – кратко ответил Гаор и, вздохнув, стал объяснять: – Шутка это армейская. Это ещё ничего, бывает и похлеще шутят. Над рядовыми, над новобранцами…

– И сам поил? – вдруг спросил Старший.

– А за это и врежу, – сразу разозлился Гаор. – И, что ты Старший, не посмотрю. Сволочью я не был, хоть и сержант. Это старослужащие любят, а на фронте за такие шутки быстро расплачивались.

– Ладноть тебе, – спокойно сказала, Матуха, – развоевался. Старший, ты как?

Старший выплюнул последнюю порцию и, перевернув вверх дном кружку, потряс ею над унитазом.

– В порядке я, – ещё сиплым, но уже уверенным голосом ответил он. – Значит, это они шутят так, говоришь?

Гаор кивнул.

– Сволочь эта там была? – спросила Матуха.

– Не было его, – ответил за Старшего Гаор.

– А это откуль знаешь? – спросил Старший.

– Ты б тогда не вышел оттуда, – усмехнулся Гаор. – Они масло из оружейного шкафчика доставали? На стене у них, так?

Старший не слишком уверенно кивнул.

– Ну вот, с маслом бутылка круглая, а там ещё две стоят. Одна квадратная, она с эссенцией, концентрат, его глотнёшь, тебе пищевод выжжет, трое суток умирать будешь, и не поможет ничего, там уже только операция, а кто тебя на неё повезёт. А ещё одна, маленькая, треугольная, это чтобы даже в темноте на ощупь не перепутать, она с королевской водкой, кислотная смесь, железо разъедает, там сразу смерть. Он бы тебе этого намешал.

– Рыжий, – вдруг вмешался Махотка, про которого они все даже забыли, – а ты всё это откуль знаешь? Ну, про бутылки.

Гаор невольно рассмеялся.

– Я ж служил. Фронт да училище, это… – он даже запнулся, считая, – я, выходит, пять да восемь, да четыре, семнадцать лет в армии, вот и знаю всё про это.

– Ладноть, – сказала Матуха, – обошлось и ладноть. Завтра тебе, Старший, травки заварим, чтоб нутро не болело, а сейчас спать идите.

Она повернулась и вышла, ловко вытолкнув перед собой Махотку и оставив их вдвоём.

Они стояли и молча смотрели друг на друга. Оба высокие, полуголые, и очень похожие сейчас. Старший вдруг протянул правую руку и положил её на левое плечо Гаора. Гаор понял, что это начало какого-то обряда и растерялся. Старший понял его растерянность и сказал:

– И ты так же.

Гаор повторил его жест.

– Плечо к плечу, – тихо сказал Старший.

И Гаор, уже начиная догадываться, эхом повторил за ним.

– И сердце к сердцу.

И когда Гаор повторил эти слова, Старший притянул его к себе так, что они соприкоснулись левыми сосками. Там, где сердце – понял Гаор.