Они уже выехали на шоссе, миновали развязку и стремительно уносились от города. Женщина смотрела прямо перед собой, сжимая руль побледневшими от напряжения пальцами.
– Он любит рисковать. На Новый год катал рабыню по перилам, ты знаешь?
Сторрам молча кивнул.
– А сегодня полез за этой тряпочкой, которыми они обвешиваются. Рабыня та же самая? На что ещё он способен ради женщины?
Она замолчала.
– Дорогая, – голос Сторрама звучал мягко, даже участливо, – уверяю тебя, что если это даже была та же самая рабыня, то это не имело для него никакого значения. У рабов преобладает физиология. Я знаю, как многие следят за своими рабами, ставя их физиологию под жёсткий контроль, и давно пришёл к выводу, что это неразумно. Физиологию глупо запрещать, её надо использовать, в крайнем случае, сделать безвредной. Поэтому я даю рабыням контрацептивы. Это дешевле, чем держать лишний штат надзирателей или переделывать решётки на дверях. Я выдаю рабам сигареты и строго наказываю за курение в неположенном месте. Но зато не воруют в залах и не курят где попало.
– Они это ценят?
Сторрам пожал плечами.
– Бунт легче предотвратить, чем подавить. Во всяком случае, дешевле. Дорогая, уверяю тебя, им всё равно, с кем удовлетворять свои потребности. Иначе бы были драки, скандалы. Но за всё время, а я завёл эту систему уже давно, ты знаешь, не было ни одной драки из-за женщин.
– Но их, по-моему, поровну?
– Да, я стараюсь поддерживать баланс. Но естественное стремление любого мужчины сделать всех женщин своими у них отсутствует. Насколько я знаю, самая долговечная пара просуществовала чуть больше трёх декад. Ревность – чувство высшего порядка.
– Ревнуют все, – возразила она. – Ты помнишь моих попугаев? Вспомни, что началось, когда я купила ещё одну самочку. А лошади… Как жеребец оберегает свой табун от других жеребцов.
– А мне, – Сторрам засмеялся, – мне приходилось холостить жеребцов, но не понадобилось кастрировать ни одного раба для поддержания порядка. Дорогая, не приписывай им того, чего у них нет. Не знаю почему, я не хочу вдаваться в подробности, но у них сильно ослаблены или вообще отсутствуют родовые, семейные чувства. Они достаточно сообразительны, многие просто умны, хитры… но бесчувственны. Скорее всего, этот раб сейчас, – Сторрам посмотрел на часы, – да сейчас у них обед, ну, так после обеда он будет совокупляться, не красней, дорогая, я знаю, ты хочешь сказать по-другому, но это самое точное слово, так вот будет он с этой или с другой рабыней, или с несколькими, сразу или по очереди, это не больше чем физиология, и ни один из других рабов, не вмешается. Потому что будет тоже совокупляться или спать, или совершать другие физиологические действия.
Сторрам замолчал, и какое-то время они ехали молча.
– Совсем недавно он был свободным, – тихо сказала женщина.
– Да, и что меня удивляет, так это то, как легко он приспособился к жизни раба. Видимо, потому, что он полукровка. Но дорогая, на свободе, он был пехотным сержантом, а как они относятся к женщинам и интимным отношениям… Пожалуй, я бы назвал тут рабов более нравственными, они, по крайней мере, не заявляют, что все женщины шлюхи, а молча пользуются тем, что удаётся урвать.
Женщина брезгливо поморщилась.
– Ты действительно так думаешь или дразнишь меня?
– И то, и другое, дорогая. Меня всегда восхищал в тебе твой ум, холодный, здравый, умение подчинять чувства разуму. И вдруг… что с тобой?
Она вздохнула.
– Не знаю. Ещё не знаю. Когда пойму, то скажу тебе первому. Он хороший шофёр?
– Дорогая, – Сторрам стал серьёзным, – если тебя потянуло на волосатую экзотику, а время от времени такое поветрие проносится по женским умам, я ничего не имею против. Возьми, сколько надо, и купи себе на торгах любого приглянувшегося. Но уверяю тебя, ты быстро разочаруешься. Как только ты выйдешь из спальни и оставишь его одного, он быстренько оприходует твою горничную или рабыню-уборщицу, причём с ней ему будет намного комфортнее, чем с тобой. Да, да, дорогая. Физиология безусловно важна, но тебе, моей умнице нужно бóльшее. Не так ли? А этого… оставь его. Мне он нужен шофёром. Пока шофёром.
– А в будущем?
Сторрам одобрительно кивнул.
– Думаю, через несколько лет, это будет вполне приличный Старший. Нынешний к тому времени состарится, и мне не придётся ломать устоявшиеся связи и системы. Я недооценил его, отправив на склад, придётся купить туда другого, за полгода старый кладовщик подготовит себе смену, и я обновлю состав. А Рыжий… его надо пропустить через все службы.
Машина съехала с шоссе на боковую обсаженную старыми каштанами даже не дорогу, а аллею.
– Дорогая, ты сама отлично водишь, а шофёр-раб – это не столько роскошь, сколько проблемы.
Они проехали мимо загона, где по первой весенней траве бродили ухоженные лоснящиеся лошади, и другого, поменьше, с небольшой отарой тонкорунных овец и лежавшей на солнечном пригорке чёрно-белой породистой овчаркой из Кроймарна. Показался просторный усыпанный гравием подъездной двор, ослепительно белый, украшенный нежно зелёным плющом дом.
– Ты не останешься на обед?