Солнце уже клонилось, сильнее пахло землёй и странно приятной сыростью. Перед тем, как спускаться вниз, Гаор снова взглядом проследил свой путь к эмблеме и обратно и удивился: как это он не навернулся? Да, дуракам везет, но по-дурацки. И Киса эта ему не нужна, не будет он с малолеткой связываться, и двадцать пять «горячих» сейчас получит. Но что же ему с этой сволочью спецурной делать? Тесно им на одной земле становится.
После ужина Гаор переоделся, оставив только штаны и рубашку на голое тело, и пошел к надзирательской. Дверь была полуоткрыта, и он просто встал перед ней, не зная, что ему делать: стучать или сразу заходить, или ещё как. Жалел, что не спросил у Старшего, но уходить и возвращаться не хотел: могут и прибавить.
Его довольно быстро заметили.
– Ага, явился, заходи.
Гаор осторожно переступил порог. До этого он бывал в надзирательской только на выдачах, а сейчас… столы стоят по-другому, вдоль дальней стены две койки, рядом на маленьком столике электрочайник, какая-то снедь в кульках, армейские кружки… всё это он быстро осмотрел исподлобья, опасаясь поднять глаза и схлопотать за «наглость».
– Ну и сколько тебе положено?
– Двадцать пять «горячих», господин надзиратель, – ответил Гаор, не поднимая глаз.
– А за что?
– За глупость, господин надзиратель.
Один из надзирателей засмеялся и отошёл куда-то ему за спину. Обернуться Гаор не посмел.
– Тогда всё правильно. Вас, дураков волосатых, только так и нужно учить, до вас всё только через задницу доходит. Ну, давай, рубашку на голову, штаны спускай и становись.
Дубинкой ему указали на торец одного из столов. Гаор подошел к нему, как велено, задрал себе на голову рубашку, оголяя спину, расстегнул и спустил штаны, вернее, они сами упали, спутав щиколотки, и встал «столиком», упираясь ладонями.
– Ну, – надзиратель даже поплевал себе на ладони, перехватывая дубинку. – Считать не надо, волосатик, не труди мозги, их у тебя всё равно нет, с этим я и сам справлюсь.
«О чём это он?» – удивлённо подумал Гаор, слушая гогот второго надзирателя и свист разрезаемого дубинкой воздуха.
Дубинка ложилась звучно, но неожиданно мягко, и больше приходилось по ягодицам, чем по спине. Счёт про себя Гаор всё-таки вел и, получив последний удар, по возможности, незаметно перевёл дыхание. Но выпрямился только после приказа:
– Чего ждёшь? Одевайся давай, а то выставил свою задницу.
Гаор осторожно выпрямился, подтянул и застегнул штаны, опустил рубашку. Ну, теперь отпустят или что своё, сверх хозяйского приказа придумают?
– Десантура или горные егеря? – спросил второй надзиратель.
Он, пока напарник бил Гаора, успел заварить чай и теперь сидел на койке с дымящейся кружкой в руках. Дубинка лежала рядом.
– Пехота, господин надзиратель, – ответил Гаор.
– А где так лазать навострился?
У Гаора невольно дрогнули в злой насмешке губы, но ответил он прежним равнодушно почтительным тоном.
– В Чёрном Ущелье, господин надзиратель.
Надзиратели переглянулись. Бивший Гаора подошёл к столику с чаем и наполнил ещё одну кружку, потом достал из заднего кармана плоскую фляжку, отвинтил колпачок и налил себе и второму, молча подставившего свою кружку. Запахло спиртным. Водку с чаем пьют – понял Гаор – так её меньше уходит, и запаха такого нет. Уйти ему пока не разрешили, а попросить разрешения он не рискнул. Своё он получил, а чужого ему не надо.
– Ну и стоило там корячиться, чтоб сюда попасть? – спросил вдруг один из надзирателей.
«Я ни туда, ни сюда не просился», – мысленно ответил ему Гаор, продолжая молчать. Надзиратели снова переглянулись, и бивший небрежно махнул ему.
– Ступай.
– Мы тоже там были, – сказал ему уже в спину второй.
Гаор не обернулся, выскакивая в коридор.
– Ну? – встретили его.
–
– Обошлось и ладноть, – кивнул Старший, – давайте, мужики, отбой скоро.
– Рыжий, – сунулась к нему Киса, – ты куды сейчас?
Гаор сверху вниз посмотрел на неё и усмехнулся. Вот дурёшка зеленоглазая на его голову.
– А чего после двадцати пяти «горячих» делают? Не знаешь?
Киса растерялась и не ответила, а Гаор, обойдя её, ушёл в мужскую спальню. Теперь в душ и спать. Только спать, ничего ему больше не надо. Ноют натруженные мышцы, слегка саднят следы ударов дубинки, хотя избили его, надо признать, «для блезира».
Он вымылся под душем, проверил и приготовил всё на завтра, сбросив грязное бельё в ящик, осмотрел рубашку и штаны – хорошо, кожу ему не порвали, кровью нигде не запачкано, но воротник сильно засалился, надо бы постирать, пуговицы сидят крепко, комбез у него в порядке, ботинки, вот аггел, носки как быстро продираются, попросить, что ли, у Матуни портянки, многие, он видит, их в ботинки наворачивают, их и стирать легче…
– Рыжий, – окликнули его сзади.
– Чего? – ответил он, не оборачиваясь.
–
И засмеялись.