Страх и сомнение

Окна небольшой комнатушки выходили на свалку. Юля часто сидела у подоконника, вспоминала друзей и прошлую жизнь. Она удивлялась, как можно было выжить маленькому ребёнку в таких условиях. Сколько заболело, сколько погибло, сколько не вкусило жизни. Разве не люди главное достоинство страны, разве не о них должно в первую очередь заботиться государство. А уже потом о ресурсах, территории и репутации. Зачем пускать чужих в страну, давать им регалии и медали, когда собственный народ бедствует. Как можно со спокойной душой каждое утро подходить к окну, зная, что там голодают и умирают дети. Отказываясь от возможности помочь. В конце концов, если им наплевать, если их семьи и дети живут в других странах, то почему они здесь. Настолько бездарны, что туда не берут. Настолько прогнили, что там хотят видеть сворованные ими деньги, но не их самих? Боже упаси видеть варваров в окружении лордов и сэров.

— Они все такие, — сказал тихо Дима, сидя под окнами на скамейке. Он курил и выпускал в воздух колечки, — от африканских вождей до вождей народов и глав орденов.

— Снова бесконечная вера в светлое будущее, — согласился Альберт, — будто кто-то придёт с небес и взмахнёт волшебной палочкой.

— Они не согласны бороться, они коровы в хлеву, — Дима окинул взглядом свалку, — даже там они ругают правительство, для которого не друзья, и не враги. Их просто нет. Так и в ответку для них не должно быть правительства, но они верят и надеются. Даже возмущаются.

— Точка бифуркации не вознесёт их в короли и не опустит ниже.

— А может быть хуже? — прищурился Дима.

— Помнишь шейхов, для которых наши люди воровали белых женщин из обеспеченных семей, — развёл руками Альберт, — их так накачивали наркотиками, что они как куклы выполняли задания по команде. Секс, унижения, даже самоубийства.

— Ну да, эти то могут, — согласился Дима, — рождённые в разврате от разврата погибнут. Может, и у них революцию устроить?

— Всему своё время… Начнём с вируса, — ответил Альберт.

Они отправились по разбитому тротуару в сторону парка. Их фигуры, почти неразличимые в темноте, меняли историю, управляли событиями, но никогда не появлялись на публике. О них не писали, не брали интервью и не показывали по новостям. А если и всплывала заметка о непонятных всемогущих персонажах, то она тут же затиралась или высмеивалась.

— Почему мы не можем увидеть Суть? — снова спросил Альберт.

— А могут ли эти бедолаги со свалки вживую увидеть президента? — в ответ спросил Дима, — скажи им, что избрали шимпанзе, они поверят и не проверят.

— Думаешь, мы они?

— У каждого своя иерархия. Колхозники верят в президента, как в бога, а президент верит в колхозников. Что они никогда не выйдут на бунт. Всегда же царь хороший, а бояре плохие.

— Никто не смотрит за спину царя, — согласился Альберт. — Встреча грядёт, надо подготовиться.

Они свернули в лесок и вышли на полянку. Каждый сел под своим деревом. Дима закурил.

— Опять агонией будут пугать, — предположил Дима.

— Всё равно, — вздохнул Альберт.

— Ты выглядишь уставшим, — усмехнулся Дима.

— У тебя тоже синяки под глазами, — ответил Альберт.

Оба рассмеялись. Трава на поляне покраснела.

Глава 35

Оба молчали. Пелена недоверия повисла в воздухе.

— Мы можем их спасти, — прошептал Альберт.

— Сколько лет мы знакомы? — спросил Дима.

— И не сосчитать, — ответил Альберт.

На улице шёл дождь, скамейки в парке были пусты, пронизывающий ветер щекотал сердце.

— Мы же можем сидеть в парке без верхней одежды и не чувствовать холода, — пробормотал Дима, — однако мы сидим в плащах и шляпах. Почему?

— Дань времени, — пожал плечами Альберт, — уважение эпохе.

— Вот именно, — акцентировал внимание Дима, — уважение эпохе. Мы вне времени, нам чужды переживания и судьбы людей, мы пережили десятки поколений…

— Верно, — Альберт понимал, к чему идёт разговор и сжал губы.

— Так какого чёрта ты творишь? — огрызнулся Дима, — хочешь обратно? Он быстро найдёт тебе замену.

— Возможно, я стал слишком человечным, — ухмыльнулся Альберт.

— Ты забыл? Отсутствие эмоций. Любое их подавление. Только так и не иначе.

— Да, но…

— Не нравится чёрно-белое кино? Не беспокойся, там его совсем не будет. Твоё рвение не принесёт счастья ни тебе, ни этому бренному телу.

— Быть может, — вздохнул Альберт, — только может лучше побыть пять минут человеком, чем вечность монстром.

Дима с силой ударил ладонью по краю скамейки. Прагматизм, за который их сюда послали, растворялся в человеческих переживаниях, будто металл в кислоте. Дима вновь ощутил ярость в районе груди. Вперемешку со страхом потерять друга. А таких друзей не было не то, что на Земле, во всей Вселенной.

— Ты хочешь всё бросить? — спросил Дима.

— Не знаю, — ответил Альберт, — вряд ли у меня есть выбор…

— Ты не можешь им всё рассказать, — улыбнулся Дима, — тебе не поверят. Но никто не запрещает идти обходными путями… — Дима вдруг нахмурился, — только не надо переписывать сюжет.

— Ручей не решает, куда течь реке, но без него её бы не было.

— Вот именно, оставайся ручьём и не строй из себя русло.