Он бросил окурок и тот, будто светлячок, засверкал среди травы.
— Наши решения затягиваются, — отхлебнул Дима из фляжки, — не хотим ли мы оставить всё, как есть?
— Когда вкус жизни кончается, остаётся курить пепел, — заметил Альберт, — появляется желание вернуть всё назад. Может, это и правильно.
Они присели на дорожку. Уголёк в траве потух. Люди боятся одиночества, не понимая, что, возможно, это самое лучшее, что есть в жизни. Никто никому не должен, никто никому не обязан. Желание поговорить перешло в электронную форму и речь стала чуть ли не пережитком. Как и уголёк, затухающий в пелене бытия.
Они шли по тротуару и молчали. Вечность слишком долгий срок, темы исчерпываются и поговорить не о чём. Они могли бы до бесконечности обсуждать план действий, но для каждого это стало неинтересным. Смерть, рождение, снова смерть, всё это пройдено. Хорошо, наверное, тем, у кого слабая память. Бесконечные разговоры, повторяющиеся изо дня в день. И никакой спирали, только хождение по кругу. Люди рождаются без памяти и умирают, потеряв память. Цикл за циклом, жизнь за жизнью.
Глава 78
— Вот ублюдки! — негодовал Николя, смахивая с лица кровь.
Дима достал из холодильника холодное пиво. Николя приложил его ко лбу и сморщился. По телевизору выступала генпрокурор и больше обвиняла девушек, нежели мигрантов.
— Они виноваты не меньше, чем наши гости, — говорила она, — не стоит вести себя столь вульгарно и открыто.
— Не к тем проявляет солидарность, ой не к тем, — возмущался Николя.
Он скомкал банку и выбросил в угол. Правительство играло против народа. Тогда чьё это правительство.
— И она получит по заслугам, уж это я тебе обещаю, — успокоил Дима, — выродкам место в аду.
Ночь время больших свершений. Ночью вершатся самые тёмные и значимые дела. Это подобно закрытой двери, за которую никто не смеет заглянуть. Время мести настало. Лагерь мигрантов находился на отшибе города и Николя с ребятами сидели в засаде. Никогда ещё он не собирал столь значительную армию. С момента поджогов ничего в структуре лагерей не изменилось и ребята отлично знали, где находился склад с горючим. Несколько человек заложили снаряды, другие, с битами, кастетами и травматическим оружием притаились в кустах. Все пути к отступлению были оцеплены и Николя по рации отдал сигнал. Полицейские не совались в эти районы, предпочитая закону самосуд. Да и не имели они власти за пределами города. В воздух взметнулись стаи птиц. Как тараканы, мигранты бросились врассыпную. Загорелась мечеть и ребята, с налобными фонариками устремились в бой. Били всех без разбора, и сильных и слабых. Ночь насилия в городе, ознаменованная журналистами как «Хрустальная ночь», превратилась в ночь отмщения. Никто не собирался подставлять вторую щёку и месть затмила совесть.
Дима с Альбертом стояли на холме и пили спирт. Умирать, так с песней, решили они. Спирт обжигал горло, снег окрасился в кровавый цвет.
— Прям как на поляне, — заметил Дима.
— Магия совпадений, — добавил Альберт.
Вдалеке разносились крики мольбы, но никто не обращал внимания. Прошлой ночью никто никого не пожалел. Десятки погибших, ещё больше раненных, такова была судная ночь…
— Что будет дальше? — спросил Альберт у старшего товарища.
— Ответная месть, — без промедления ответил Дима, — сожгут какой-нибудь собор, изнасилуют пару красавиц. Ничего не изменится. Как бы там не было, они тоже не подставят вторую щёку.
— Без права на помилование?
— Такова жизнь…
Глава 79
Из кабинета вышли две красавицы. Дима и Альберт проводили их взглядом.
— Ты их сюда уже вызываешь, — присвистнул Дима.
— А куда деваться, стресс нужно как-то снимать, — пожал плечами Саша.
Он был пьян. У каждого своя отдушина и ребята его не критиковали.
— Правительство играет против нас, — бросил он в пустоту, — ну и чёрт с ними. Гореть им в аду.
— Достойное замечание, — согласился Дима, — не хотят бороться, тогда на свалку их.
— Меня окружают слабые и безвольные бездари, — разорялся Саша, — вот не пойму, вы всё говорите, что мы не одни, но где они, невидимые герои войны?
— Успокойся, они есть, — осадил Дима, — ты их уже видел, просто не замечал. Они повсюду, словно муравьи, когда придёт время, они захватят лес.
— Сколько раз я это слышал, — усмехнулся Саша.
— Не забывай, кто остановил насилие на площади, — напомнил Альберт, — и полиция здесь ни при чём.
Можно ли было кровавое месиво назвать остановкой насилия, вопрос спорный. Но то, что ребята заступились за девочек, было правдой.
— Обстановка в обществе накаляется, — сказал Саша, — люди становятся разрозненными.
— Сколько нужно крови, чтобы они поняли глупость своих заблуждений, — воздел руки Дима, — хотят довести до мировой войны, так это не проблема.
— Сами говорили, что нужно очистить мир от наивности и глупости, — заметил Саша.
— Видимо, так и будет, — продолжал разоряться Дима, — столько лет в них воспитывали толерантность, за день не выкорчевать.
— А времени у нас нет, — вздохнул Альберт, вспоминая духа, — к сожалению.