Страх и сомнение

Наступило утро и людской поток снова наполнил метро. Ничего не изменилось, лишь одежды и маски. Метро уносило их вдаль и снова возвращало вечером. Пришёл и ребёнок. Метро никуда его не уносило и ничего не обещало. Он сел на обычное место и протянул руку.

— Всю жизнь с протянутой рукой — это про них, — заметил Альберт, — без шанса на счастливую жизнь.

Дима достал мороженое и шоколадку и подсел к ребёнку. Тот недоверчиво глянул и молча взял подарки.

— Давно здесь? — спросил Альберт, протягивая монетку.

— Два года, — ответил ребёнок, пряча её в карман.

Он был коротко стрижен, над губой шрам. Кто-то потрепал его по ушам, отчего коросты торчали во все стороны.

— Мы корреспонденты, снимаем видео, — сказал Дима, — покажут по всей стране. Расскажешь про свою жизнь?

— А накормите? — спросил мальчик.

— Накормим, — подтвердил Альберт, — сколько тебе лет?

— Одиннадцать. Там мои друзья, — указал он вдоль стенки.

Восемь мальчиков и девочек сидели вдоль стены с протянутой рукой.

— Их мы тоже накормим, — сказал Дима, — много за день выходит?

— Мало, — ответил мальчик, — люди злые и скупые. Ещё и старшие почти всё отбирают.

Подбежал облезлый щенок и принялся лизать мальчику щёку.

— Твой? — спросил Альберт.

— Общий, — ответил мальчик, — с животными больше дают.

Обездоленные кошки и собаки сидели рядом с детьми.

Глава 75

Люди перенимают плохие привычки. Это в крови. Рабы иллюзий, они видят, что к власти и самодостатку приходят не от хороших побуждений, но благодаря горю собратьев.

— В этом и заключается суть естественного отбора, — предположил Саша, — все стратегии заканчиваются порабощением слабых.

— Мир так устроен, — согласился Дима, — изменить этот миропорядок не удавалось никому.

— Обнуление через очищение, пресловутая привычка человечества, — добавил Альберт.

Они сидели в кабинете Саши и пили коньяк. Сменялись люди, уходили эпохи, а принципы оставались прежними.

— Каждый человек запрограммирован на счастье, какими бы путями оно не достигалось, — предположил Саша.

Все согласились и снова выпили. Революции вершатся не на трибунах и площадях, но в кабинетах за плотно закрытыми дверями.

— Пасынки истории, — в пустоту сказал Альберт, — винтики, поворачивающие механизм в нужное русло. Немногие управляют миром, их зачастую не знают и история предпочитает о них умалчивать.

— И нас забудут, — рассмеялся Дима, — и наши дела назовут именами других людей.

— Это не главное, — сказал Саша, — главное, что мы изменим ход событий.

Дима по отечески хлопнул его по плечу. Свой человек везде будет своим.

— Отдать часть своей души во благо народа хорошее самопожертвование, — похвалил Альберт, — и это достойная жертва, пусть её никто и не запомнит.

— Грядет раскол системы и всё общее станет частным, — провозгласил Дима, — и каждый возьмёт то, что заслужил.

Мировая финансовая система схлопывалась. Не найдя пути развития, она снова приходила в равновесное первобытное состояние. Каждая кухарка и дворник, не понимая сути, испытали это на себе. Таков неизменный жизненный порядок.

— Почти все гуляют с теми, с кем не хотят гулять, занимаются вещами, которыми не хотят заниматься, — Альберт опрокинул стакан, — что ж, им придётся жить в системе, в которой они не хотят жить.

— Мрачные законы бытия, — заключил Дима.

— Мрачные, но не для нас, — усмехнулся Саша, — быть может, я умру в грязи, всеми забытый и проклятый, но я буду знать, что старался.

— Правильный подход, — похвалил Дима, — сразу видно, человек разумный.

Они посмеялись. Саша достал бутылку. Запас алкоголя в его ящике казался неисчерпаемым. Саша опьянел и уже не контролировал ход мыслей. Он представлял конец войны, представлял закрытые экономические зоны со своей культурой, расой, убеждениями и воззрениями. С неискоренимой надеждой в светлое будущее.

Саша достал птичий корм и высыпал в кормушку на окне. Он любил наблюдать, как птицы борются за корм, хотя его хватало на всех. Даже здесь шла борьба за «неисчерпаемые» ресурсы. Глупость и современность бытия.

— После взрыва власть твоя усилилась, — Дима разлили спиртное, — проведи рекламную кампанию. Покажи обездоленных женщин, стариков и детей. Дальше возьмём под контроль пункты переправки, там мы теряем больше всего сырья, — он улыбнулся, — голубые каски помогут.

— Что-то не похоже на национализм, — возразил Саша, — я не желаю участия в войне женщин и детей.

— Армия, что приходит на чужие земли, бессердечна, потому что их дети в безопасности, — заметил Альберт, — в огне они готовы жертвовать собой, чтобы их семьи обосновались на благодатной земле. Когда по их родным ударит огонь отмщения, не захотят ли они вернуться обратно?

— Вы очень коварные люди, — вздохнул Саша.