Страна Лимония

— Нет же, погоди, вот глянь только, видишь — Андрей, что рядом с японочкой стоит.

— Андрюху знаю и Ольгу-японку тоже...

— А ты знаешь, что Андрей — лауреат Премии Ленинского комсомола?

— Не гони! Он же ни на одном инструменте не играет, медведь на...

— Блин, он по физике лауреат, по ядерной, понял!

— Че не понять, бомбу делает, и праи-и-ильно! — икая, согласился Эммануил.

— Нет, бомбы он не делает. Он открыл новый эффект, понимаешь, если... — и Герман с жаром начал излагать суть квантового эффекта, открытого мужем его подруги: — ...представь только... энергетическая яма... проявляется туннельный эффект... через энергетический барьер... попадая в запретную зону... сливается с ядром... осколки новых элементов... — тараторил Герман в ухо насупившемуся виолончелисту. — Ну, ты понял! Он же почти Эйнштейн!

— Смекаю.

— Ну вот, а ты — «кэгэбэшник», «кэгэбэшник»! Вот настоящий мужик! Науку двигает, — отводя от себя внимание, распространялся Герман.

— Как, говоришь, через туннель трахал?

— Да ну тебя, Мануил! — отчаявшись сбросить с себя ярмо всеобщего интереса, только и мог сказать раздосадованный Герман.

— Смекаю... — задумчиво повторил Эммануил, потом залпом выпил очередную рюмку и, закусив бутербродом с форшмаком, вдруг возвысил свой голос:

— Друзья, минуточку внимания! Наш друг Герман привёл с собой Эйнштейна!

— Да не я, они меня привели... и не Эйнштейн он, а...

— Не перебивай, я же тебя слушал! — строго пресёк самодеятельность выступающий и, обращаясь к присутствующим: — Это не Эйнштейн, а Андрюха, дай я тебя поцелую, — с этими словами виолончелист загрёб ядерного физика и сделал с ним то же, что и с Германом.

— Андрюха не только наш друг, — продолжил хмелеющий оратор, — но и ядрёный физик. Недавно Андрюша огрёб госпремию и даже её не обмыл! Нехорошо... грёб-тыть!

— Да не гос-, а комсомольскую премию, — суфлировал Герман.

— Не важно... Так вот, — продолжал распаляться Эммануил, — теперь наши ракеты будут ещё ядрёней, патаму чта...

— Он ракеты не делает, он учёный... — продолжал настаивать Герман, посматривая в сторону Андрея, который перестал вежливо улыбаться и стоял в полной растерянности. Ольга уже подбежала к хозяйке квартиры, чтобы предупредить возможный конфуз, но было поздно.

— ...патаму чта наш Эйнштейн изобрёл частицы, которые пролезают через туннель в запретную зону и, скатившись в квантовую яму, начинают сношаться с ядром, да так, что брызги летят на энергетический забор!

— Энергетический барьер... осколки, а не брызги! — схватившись за голову, простонал Герман, пытаясь поправить зарвавшегося музыканта.

— И за это — госпремию! — не унимался Эммануил. — Где справедливость? Я вообще пока в стройотряде был, в хлеву сношался... по уши в дерьме, а мне даже трудодни не закрыли! — нёс околесицу оратор.

— Эмми, дорогой, садись уже к роялю, — подскочила Наталья, — всем всё понятно, ты только не волнуйся. Вон и Геночка тебя ждёт, — указывая на своего мужа, ласково щебетала хозяйка. Генка Сытин спал, провалившись головой в открытое нутро пианино. — Гена! — будя супруга, крикнула Наташа, — сыграй нам Юнну Мориц про дырочку в правом боку. Её Оля очень любит!

Сытин ещё только пытался занять исходное положение, когда рядом упало тело виолончелиста, промахнувшегося при посадке. Вслед за этим в дверь позвонили. Толпа бросилась в прихожую. Вместе со свежестью новогодней ночи, густо замешенной на затхлых миазмах лестничной клетки, в открытых дверях появилась парочка молодых людей. «Миша! Иришка!» — заголосили встречающие. Яркий брюнет в длинном чёрном демисезонном пальто с непокрытой курчавой головой и вязанным белым шарфом, намотанном на шею, пропустил вперёд свою симпатичную спутницу в кроличьей шубе, шапке и муфте. В узкой и неудобной прихожей началось столпотворение. Скоро клубок молодых тел вкатился в квартиру. Впереди шествовал известный всему N-ску пианист Милославский. Следом, будто королева в окружении фрейлин, входила Ирина, нынешняя пассия маэстро.

— Миша, к столу или к роялю? — услужливо прощебетала Наталья, продолжая осыпать поцелуями свою подругу.

— Рояль и рюмку! — скомандовал Милославский. Толпа тут же сорвала с табурета уже было вновь задремавшего Сытина и отволокла под ёлку его, а затем и тело ранее почившего виолончелиста. Маэстро, настраиваясь и разогревая пальцы, сыграл что-то из Прокофьева, затем, подзуживаемый гостями, стал импровизировать на музыку из популярных фильмов. Толпа нестройно запела. Пели в основном девушки, мужская часть компании, позвякивая фужерами, тихо разбредалась по квартире. Герман в самом приподнятом настроении вернулся к дивану, но его место уже было занято.

— Привет! Меня зовут Герман, — втискиваясь боком в зазор между девушкой и диванным валиком, беззаботно произнёс он. — А вас — Ирина?

— Да. А вы кто?

— Друг Наташи и Гены, а также искренний почитатель талантов всей этой компании.