Страна Лимония

Его разбудил шум и скрип дивана. Приоткрыв глаза, Герман увидел прелестную для мужского взора картину: Ирка и Наташка лупили друг друга подушками, прыгая по дивану. Мерцающий свет новогодних гирлянд придавал этому зрелищу какой-то неземной колорит. Две сильные и красивые женщины принимали самые завораживающие позы, прыгая и оголяя в полёте трепетную плоть. Герману подумалось, что так должен выглядеть настоящий Рай или какое иное пристанище для праведников, куда его уже никогда не пустят. Продолжая акробатическое шоу, молодые вакханки косили глазами на своего гостя, явно призывая принять участие в новогодней мистерии. Но Герману было уже не до них. Его банально тошнило. Сознавая, что ещё минута — и не снести позора, жертва алкоголя метнулась в туалет.

Очистив желудок и приняв душ, почти протрезвевший молодой человек вернулся. В комнате было темно, только из окон проникал призрачный голубой свет от неоновой рекламы. Герман на цыпочках прошёл к ложу и даже наклонился, но тут же отпрянул. На его матрасе лежала Наташа. На диване, повернувшись лицом к стене, притворялась спящей Ирка.

— А мне куда же? — шёпотом спросил обескураженный гость.

— Куда хочется... Герочка, — мурлыкнула с матраса Наталья. Оценивая ситуацию как безвыходную, ошалевший Герман тихонечко, стараясь скрипеть пружинами, влез на диван. Стоило ему приподнять одеяло, как путь к отступлению закрыла хозяйка квартиры, прыгнувшая со своего матраса, будто дикая кошка. Последней его мыслью было: «Интересно, если бы я лёг на полу — что-нибудь изменилось?» На этом его сознание угасло, уступив место инстинктам...

Под утро, когда трясущийся от холода виолончелист Эммануил подался в туалет по малой нужде, всё было кончено. На полу вперемежку лежало женское и мужское бельё, размотанный бинт в коричневых масляных потёках. В воздухе пахло прокисающими салатами, ихтиоловой мазью и «прочитанной» сказкой для взрослых. Наташа с матраса подала голос, предупреждая виолончелиста, чтобы он на неё не наступал. Вслед за ней обессилевший Герман попросил принести воды.

— Смекаю, граждане, смекаю... — загудел Эммануил, обходя вертеп и, уже вернувшись с кухни со стаканом, одобрительно промолвил: — Вот это мужик! Не зря вас там в хоре тренируют, Мишку только жалко, расстроится... — И чуть погодя снова завёл свою шарманку: — Это по-нашему... Это не какие-то там педики с голубыми... Генку, что ли, буднуть, пусть на картину посмотрит! Не каждый день такую красоту увидишь...

— Да уймёшься ты, Эмик! — не выдержала Ирина, освобождаясь от геркиной руки и передавая ему воду.

— А я уже всё вижу, — козлиным голосом пропел из-под ёлки Генка Сытин. Потом он подполз к матрасу и сделал попытку юркнуть под одеяло к супруге.

— Ой, да оставь ты меня, наконец! — взвизгнула Наташка.

— Да я тебя сегодня вообще первый раз вижу, — недоуменно проблеял муж.

— Увидел — и хватит, лучше буди всех, пошли на кухню новый день встречать.

На работу Герман шёл, терзаемый запоздалыми раскаяниями. Тем не менее он забежал в аптеку и купил ихтиоловую мазь. Там же утомлённый грешник свинтил крышку и вдохнул в себя чарующий запах медицинского снадобья. «Вот тебе и собака Павлов! Каков был гений! Рефлексы-то работают», — удовлетворённо подумал он, чувствуя лёгкую дрожь и приятную истому.

В кабинете он поставил флакон на письменный стол, достал дневник оперативных мероприятий и со вздохом стал изучать план на сегодняшний день. Зашёл Михаил Иванович.

— Здравствуй, Герман!

— Здравия желаю!

— Ты что такой потрёпанный, — оглядывая своего подчинённого, спросил подполковник.

— Никак нет! Бодр и свеж!

— А что ихтиолка на столе?

— Панариций на одном месте вскочил, — отрапортовал капитан.

— Там, где ты думаешь, он не вскакивает... Ладно, хватит лясы точить. Есть у меня для тебя одно деликатное задание. Осилишь?

— Так точно, любое!

— Ну, так слушай... парень ты продвинутый, разным искусствам обучен, Баха от Брехта отличить можешь...

— Ещё бы, — саркастически заметил Герман.

— Не перебивай! Слушай сюда!

— Слушаю...

— !

— Нет, я правда слушаю.

— Ты, наверное, знаешь, есть у нас в N-ске феноменальный пианист, самородок, звать его Михаил Милославский, — у Германа ёкнуло в сердце, и он весь обратился в слух. — Так вот, — продолжил Михаил Иванович, — по оперативным данным, замыслил он выехать в Израиль.

— Знаю, товарищ подполковник!

— Молчи, капитан, не можешь знать! Об этом известно только самому Милославскому и его близкой связи — нашему агенту «Инессе». — У Германа всё внутри оборвалось. Голову стальным обручем охватила резкая боль. Дальнейшие инструкции Герман слушал, будто во сне: — ...Молодое дарование, гордость музыкальной культуры Сибири... страна не может разбрасываться своими талантами... ректор — старый хрыч из партийных... В общем, — возвысив голос и выводя Германа из состояния комы, продолжил подполковник, — слушай боевое задание: пойдёшь в консерваторию, найдёшь там этого Милославского и переубедишь его подавать заявление на выезд. Задание понял?

У Германа судорогой свело челюсть.

— Что молчишь?