Страницы жизни

Уныния как не бывало. Началась веселая возня. Развели огонь, отыскали с десяток картошек, зарыли в жар, а когда она поспела, стали уплетать. И тогда нам казалось: действительно, прав Пуркаев: ничего нет лучше печеной картошки!

В общежитии иногда можно было услышать слова популярной в те годы мещанской песенки «Карие глазки». Она проникла к нам с легкой руки того же Пуркаева. Обычно мы пели ее, когда в школе случался «праздник»— в паек давали сухую, тощую и невероятно соленую рыбу с глазами навыкат. Ее-то Максим и прозвал «карие глазки».

Мы приносили рыбу в общежитие и отдавали Пуркаеву. А тот бросал в кипящую воду и варил из нее нечто подобное ухе. Вот тут-то, предвкушая наслаждение, мы и пели душераздирающие слова «Карих глазок», с нетерпением ожидая минуты, когда наш «шеф-повар» кончит священнодействовать и нальет каждому в котелок порцию горячей жидкости с разварившейся рыбой. Такая «уха» являлась пределом наших мечтаний.

Осенью 1922 года «Выстрел» переехал в Лефортово. Новый учебный год начали в более просторном и лучше оборудованном помещении. В общежитии каждый из слушателей получил железную койку, постельное белье, одеяло. Всех заново обмундировали. Нам выдали суконные гимнастерки с малиновыми нашивками на груди и левом рукаве, которые, непонятно почему, кто-то назвал «разговорами». Значительно улучшилось в школе и питание.

Жизнь в Лефортове стала куда интереснее прежней. Мы часто совершали экскурсии по Москве, посещали Кремль, встречались с выдающимися деятелями Советского государства. В гости к нам приезжали Эрнст Тельман, Марсель Кашен, Поль Вайян-Кутюрье, Бела Кун и многие другие замечательные деятели международного коммунистического и рабочего движения.

Вспоминая далекие годы, проведенные в «Выстреле», я с благодарностью думаю о той огромной роли, какую школа сыграла в жизни каждого из своих воспитанников. Нас научили по-настоящему ценить силу знаний, привили любовь к наукам, приобщили к культуре, ввели в мир книг. Помню, когда мы уже закончили учебу, Энвальд на прощание сказал:

— Дорогие друзья, если вы полагаете, что мы вас всему научили, то глубоко ошибаетесь. Мы, если можно так выразиться, только показали вам храм науки. Теперь вы сами должны много работать, чтобы стать всесторонне образованными людьми, обязаны больше читать. В книгах ищите и всегда найдете ответ на любой вопрос, который перед вами поставит жизнь.

Сентябрь 1923 года. В клубе «Выстрела» многолюдно, торжественно. Здесь собрались личный состав школы и многочисленные гости — представители трудящихся Москвы. Начинается вечер по случаю очередного выпуска. У нас, «именинников», особенно праздничное настроение. Правда, немного грустно становится при мысли, что скоро предстоит разлука со школой и товарищами.

Вечер открыл начальник «Выстрела» Филатов. После него выступали Энвальд, Рыжковский, некоторые из гостей. Поздравляли нас с окончанием школы, желали успехов в строительстве Вооруженных Сил страны социализма, в личной жизни. От имени выпускников ответное слово держал Пуркаев. Он благодарил учителей за переданные нам знания, обещал, что каждый из выпускников будет с честью носить почетное звание питомца «Выстрела».

Было уже далеко за полночь, а окна клуба все еще светились. Мы слушали выступления самодеятельных артистов, сами пели песни, танцевали, делились думами о будущей службе.

А через два дня прощались с нашими учителями, в последний раз выслушивали их добрые напутственные слова, обещали помнить родной «Выстрел», поддерживать тесную связь друг с другом и со школой, воспитавшей нас, молодых советских командиров.

После «Выстрела» меня направили в Тулу на должность командира 252-го полка 84-й стрелковой дивизии. В городе этом я не бывал, но много слышал о нем и представлял его большим, богатым и каким-то необыкновенным.

Помню, еще ребенком был, мать привезла как-то вкусных пряников, раздала нам, ребятишкам, и торжественно произнесла:

— Тульские!

Когда к нам приходили гости, мать ставила большой медный самовар, на котором стояло клеймо «Тула». В праздник по улицам деревни гурьбой расхаживали парни во главе с удалым гармонистом, веселой музыкой да песнями вызывая на танцы девчат.

— Гляди, как тульская разыгралась, — говорил отец, и мы, дети, стремглав выбегали на улицу, чтобы послушать звонкую гармошку.

Будучи подростком, я частенько бывал у нашего деревенского кузнеца Алексея Феоктистовича, чтобы полюбоваться его работой, а то и помочь ему. Тут постоянно собирались крестьяне и мастеровые, калякали о том о сем, шутили, мерялись силою, рассказывали всякие побасенки и не раз вспоминали про какого-то тульского кузнеца, сумевшего подковать блоху. Признаюсь, тогда я пе понимал, о чем идет речь, и только много лет спустя, занимаясь на «Выстреле», впервые прочитал чудесный лесковский рассказ о тульском умельце Левше.