Странная неожиданность

Дворовая собачонка остервенело залаяла, но не получая подкрепления в хозяйском лице, обреченно завыла. Такой и застал эту дивную картину домохозяин, все-таки высунувшийся из избушки: калитка ходит ходуном так, что кажется, будто в нее бьют тараном, а псина чует неминуемую скорую гибель и потому воет.

Неожиданно завыла в тон зазаборному неведомому другу и Марфа. Вот от нее то уж совсем не ожидал! Алабаи и лают то редко! Может там у них помер кто-то? Неожиданно заинтересовался новыми звуками Олег, и как-то паскудно тоже начал подвывать. Собачий лай я перевожу легко, а вот понимать их вытье как-то еще не сподобился.

– Тихо, тихо, вилк! – попытался унять хозяин своего психопата, – кого там черт принес?

Новые рулады от всей троицы зазвучали во всем блеске.

– Друзья? Откуда у нас тут друзья? Я здесь поляка ни одного не встретил. Только если к тебе из лесу родственники подошли с визитом.

А ведь он говорит по-польски, осенило меня. А вилк – это волк! Мой внутренний переводчик просто не озаботился мне сообщить, что автоматически включился в работу и звучит речь наших двоюродных братьев-славян. А языки еще так похожи, что я понял бы и без перевода.

Загремела щеколда и широко распахнулась калитка.

– Матка Боска Честоховска! – заорал вышедший к нам двадцатилетний красавец, высоченный и видный поляк, – наши пришли! Захарий! Хлопцы! Выбегайте все скорей! – и сгреб меня в стальные объятия.

Тут и я опешил. Откуда в Киеве наши? Что это за польская диаспора? У меня в роду и украинцев-то с белорусами сроду не водилось, про каких-то иностранцев никто и не заикался. Никаких поляков я и в Новгороде то не видал, да и в прежней жизни не встречал.

Знакомство было шапочным, по талантливым польским фильмам, да по безмерному моему уважению к великому полководцу времен Великой Отечественной Войны маршалу Константину Константиновичу Рокоссовскому.

Из дома высыпали человек пять во главе с могучим седобородым старцем, и все – волхвы! Старейшина подал мне широченную ладонь, жесткую как лопата.

– С прибытием, брат! Я – Захарий, бывший учитель новгородского Добрыни. Яцек, да отпусти ты человека! Измял, поди, всего, медведь ты польский!

Глава 12

В моей слабой головушке наконец-то все сложилось. Великий волхв Захарий, которого мы с Богуславом планировали поискать завтра, неожиданно нашелся сам, да еще с оравой сподвижников. Вот они-то и наши! А поляк, конечно тоже волхв, на консультации в киевскую научную школу прибыл. Волхвов я теперь определял безошибочно, уверенно отличая черных от белых – Антекон 25 постарался.

Народ был горячий, в основном молодой. Они хлопали меня, освобожденного из дружеских тисков объятий Яцека, по плечам, спине. Хорошо, что никто не догадался сильно хлопнуть по голове! Голову жалко, я ей работаю. От поцелуев отказался сразу, дерзко заявив:

– У нас в Новгороде это не принято!

Не любитель я с мужиками целоваться, ох не любитель. Провинциал, одно слово.

– Что за люди с тобой? Оборотень-то еще так сяк, вдруг куда понадобится, а эти, парень с девкой?

Я вздохнул. Пока понадобились мы оборотню.

– Меня Владимир Мишинич зовут.

– Мы знаем! – крикнул кто-то из молодых, – Добрыня нам сообщил! Завтра-послезавтра только тебя ждали.

– Парня с девушкой мне пристроить куда-нибудь на часок надо. Хозяин кто этого двора?

Высунулся чернобородый здоровяк постарше остальных.

– Я хозяин, Павлин звать, – прогудел он. – Чем могу помочь?

– Какой-нибудь свободный сарай или сеновал есть?

– Есть, как не быть. На сеновале, кроме сена, ничего больше и нету.

– Заведи туда на часок этих двух ухарей, – обрадованный решением шкурной проблемы я показал на Ксюшку с Емелей, – заплачу, сколько скажешь.

– Маме своей заплати, за то, что тебя такого умника, родила. Мы с брата-героя, который всю Землю защищать идет, жизнью на каждом шагу рискуя, никогда копейки не возьмем. Не надо нас, киевских волхвов, оскорблять. Скажешь завтра с тобой умирать надо пойти, все пойдем. Так, братья? – он оглядел молодежь.

– Так! – слаженно рявкнули волхвы.

– А вы идите за мной, – рыкнул борода богатырю с девицей и повел их на сеновал.

– Ну а мы в дом, – потирая ладони друг о друга, добавил Захарий, – нечего тут на виду ошиваться. Волкодлака с собой берешь?

– Пусть возле двора покараулит, – отмахнулся я, – ему есть чем на улице заняться.

– Твоя интересная собачка уже столковалась с моим Горцем, думаю, такую подругу он не обидит, – улыбнулся Яцек.

Длинношерстный, белый с черным носом и кончиками ушей, Горец вдруг внятно провыл:

– Угуу, хозяиуун, неуу обижууу…

Вот и я этот собачий вой начал понимать.

– Ты же, вроде, его вначале волком звал? – спросил я Яцека.

– Это я в шутку его так зову. В их жилы, татранских подгорных собак, или подгалянских овчарок, много волчьей крови добавлено. А кличка его Горец. Мы с ним почти от самых Татр пришли, недалеко от Кракова живем.

– В дом, в дом, хватит тут, на юру, болтать! – оборвал нашу кинологическую беседу Захарий, – там и поговорим…

– И польской зубровочки выпьем, – задорно влез Яцек…