– Богатый дико. Деньги от усадеб обалденные имеет. И очень охоч до покупных женщин. Но не любит, когда к нему пристают – он должен сам выбрать. Если какая понравится, будет бычиться, дуться, а уж какую выберет – озолотит. В Кракове троих девчонок вашего ремесла уже обогатил, дома им каменные построил. Те сейчас, как сыр в масле катаются – едят на серебре, прислугу держат, богатые наряды каждый день меняют.
– И каких же кха, кха, кха, он ищет? – девица аж раскашлялась от впечатлительности, глядя на богатющего красавца, гладящего в темноте двора вместо нее собаку.
– Врут разное.
– Да какое же, ну говори скорей!
– Вроде любит очень худых, но это точно вранье.
– Почему это?
– Да кто ж их любит? Норовит выбрать бабенку постарше себя.
– Сильно старше?
– Лет на семь-десять, – вспомнив Таниного сына ответил я.
– Полячку поди ищет?
– Да где там! – замахал руками я. – Первую из Англии привез, вторую из Германии прикатил, третью в Сербии православную бабенку спроворил. В Киев зачем-то на двух конях прискакал. Зачем, почему, никто понять не может. Ужасно не любит нечестных женщин. Не выполнит баба своего обещания – как звали забудет. А сейчас чего ищет, шарахается по Киеву, никто не знает. И дуется, как мышь на крупу!
– А что за обещание он тебе дал?
– Да это так, мужское, тебя не касается.
– Вовчик, миленький, я на колени встану, лишь бы узнать!
– Тихо ты! Он болтунов не любит!
– Очень тебя прошу!
– Пообещал он мне, – тихонько и голосишком старого болтуна доложил я, – что никого из моего отряда обижать не будет!
– А в твой отряд можно попасть?
– В мой уже нет, но Яцек через неделю свой сколачивать будет.
– А для чего?
– Я их польских дел не знаю.
– А твой отряд для чего?
– С черным волхвом биться идем.
– Да разве ж вы одолеете?
– Скорее всего нет, очень силен волхв. Еще ведьма при нем крутится.
– Не Василиса часом?
– Именно так.
– Сегодня она подловила меня возле постоялого двора. То се, знаете ли их, из Новгорода идут. Потом еще раз уже в обеденную залу подсунулась. Вас с боярином еще не было, а мы с Танькой с попом сидели, он меня едой угощал и уши мне своими церковными байками заливал. Увидела ведьма священника, отпрыгнула, как черт от ладана и ушмыгала куда-то. А там вы пришли, потом Олег побитый. Так чего мне про поляка-то врать?
– У этих, что в избе, у кого-нибудь родственники в других городах были?
Девица задумалась.
– Да вроде у Мала Беззубого кто-то был, где точно не помню. Вечно по пьянке орал: к родне куда-то там уеду! Вроде в Псков. А может и не в Псков…
– Неважно, – отмахнулся я. – Скажешь родственник к Беззубому приезжал. Сначала его в дом не пустили, потом Мал к нему на крыльцо вышел. Пошептались пару минут, потом приезжий крикнул: да провались ты со всем этим! – и убежал. А в дому не был, отравить не мог. А ты умаялась на дворе караулить, пошла узнать в чем дело, и все это увидала.
– А Косой с Кривым лишнего не сболтнут?
– Они после моей наливочки уже никому ничего не сболтнут. Не советую и тебе лишнего говорить.
– Молчу, как рыба! Но за это еще пять рублей!
– Рубля по уши хватит. Это не мне, это тебе нужно. Сейчас мы уйдем, а ты нас в корчме найдешь.
Вернулся в избу, поставил две пустых бутылки рядком, вылив остатки из одной в дыру в полу, велел Емельяну взять мешок с мягкой рухлядью, Тане отдал для сохранности деньги и попросил передать все Матвею. Олегу велел созвать всех наших на празднование победы. Мягко заметил, что наличие других посетителей не приветствуется. Марфе велел отправляться с ними. Сказал, что сам буду немного позже и велел начинать без меня. Вспомнив про договоренность с Емелей, сунул ему рубль.
Посовал разбойникам медную мелочь по кошелям, Кривому с Косым насыпал серебра – рубля по два по три. Сам накинул чей-то темный легкий плащ, висевший в сенях, и тоже вышел.
Разошлись кто куда. Основная ватага двинулась в сторону харчевни, Оксана подалась к соседу, я прижался к забору в сторонке от калитки.
Обостренным слухом вскоре уловил лай чужой собаки, чей-то кашель, стук двери. Через какое-то время к бандитской калитке подошла Ксюшка с кряжистым мужиком в лаптях.
– Да может просто пьяные? – все не верил Афоня.
– А то я их пьяных не видала! Да они на меня трезвые сроду и не залазили! – визгливо ответствовала Ксана. Подумав, уверенно добавила: – Как и ты!
Они зашли в калитку и пошли по двору.
– А тут при тебе еще какой-то с мечом крутился, он где?
– Это к Беззу…
Бандит и подстилка скрылись в доме. Лапоть оказался человеком въедливым, и их не было минут двадцать. Где-то лаяли собаки, кричал какой-то человек, ухала сова, – Киев жил обычной жизнью.
Вновь заслышались голоса.
– Вроде и не ограблены, а денег при них маловато…
– Я ихних дел не знаю, и кассу ихнюю не веду!
– Твои дела известные, и ведешь ты их от всей … (дальше последовало непонятное на расстоянии слово, звучащее как дрозды). Гы-гы-гы!
Странный киевский юмор! Возможно бандитский сленг, особое арго? Ботают на зачатках фени?
Ладно, хватит моих филологических шуточек. Лапоть ушлепал к дому, Оксана уже зашелестела к постоялому двору. Пора и мне заструиться за ней.