Несколько снарядов взорвалось на берегу. Первый попал в угольный склад, другой разворотил насыпь близлежащего железнодорожного пути и, как свидетельствует очевидец, «высоко подбросил рельсы вместе со шпалами», третий (о нем упоминал Н.А. Монастырев) угодил в склон горы над сухим доком и осыпал камнями и осколками заградитель «Великий князь Алексей». Другой снаряд взорвался на набережной Морского госпиталя, как раз под крыльцом венерической палаты, пациенты коей вышли «полюбоваться бомбардировкой». Взрыв неприятельского снаряда прекратил страдания двоих нижних чинов, еще восемь получили тяжелые ранения{199}
. По некоторым сведениям, на Корабельной стороне было убито и ранено восемь обывателей{200}, впрочем, севастопольский градоначальник контр-адмирал С.И. Бурлей в отчете министру внутренних дел указал, что неприятельская бомбардировка «не причинила потерь среди гражданского населения и лишь немного повредила несколько зданий»{201}. Сообщалось, в частности, что один из снарядов попал в земскую школу, разрушив классную обстановку, при чем проживавший при школе учитель уцелел, но от пережитого стресса повредился рассудком{202}. В целом же, если верить С.И. Бурлею, севастопольцы, «веря в несокрушимую силу своих войск и своих твердынь, … спокойно отнеслись к этому набегу и продолжали свою мирную жизнь».Германо-турецкий дредноут, несмотря на изменения скорости и использование зигзага, находился под плотным и достаточно точным огнем крепостной артиллерии. «Адский шум сотрясает воздух. На суше бушует смертоносный огонь, русские бешено отстреливаются… Вновь загорается огненная цепь, начинается слева, прекращается далеко справа… Перед нами, за нами, вокруг нас снаряды падают в воду, метровые фонтаны рядами поднимаются из воды, вокруг по взбаламученному железным градом морю, словно сделанные по волшебству, танцуют белесые колонны. Вздымающаяся шипучая пена ухудшает видимость — временами ничего не видно, побережье на мгновенье исчезает», — свидетельствует член экипажа «Гебена», оставивший весьма эмоциональное описание многих боевых эпизодов войны на Черном море{203}
.Утром 16 (29) октября впервые вступила в дело и авиация Черноморского флота, точнее, самолеты 1-го и 2-го боевых отрядов («Б-1» и «Б-2») Севастопольской гидроавиастанции лейтенанта И.И. Стаховского. Первым — в 07.03 — поднялся в воздух на гидроплане типа «Кертис» мичман Б.Д. Светухин, который вскоре обнаружил «Гебен», «стоящий приблизительно на створе Инкерманских маяков»; наблюдал неприятельский дредноут и вылетевший следом лейтенант А.А. Тюфяев{204}
. В тот день на разведку вылетали, кроме того, лейтенанты В.Р. Качинский, Е.Е. Коведяев, В.В. Утгоф, Б.Р. Миклашевский, мичманы Н.А. Рагозин, Г.В. Корнилович, К.М. Ламанов, Р.Ф. фон Эссен, кондуктор А.А. Черный.В девяти из 16 проведенных боевых вылетов авиаторы наблюдали неприятельские корабли{205}
. Однако стало очевидным, что к добываемым авиацией разведывательным данным о количестве, типе и характере маневрирования кораблей противника следует относиться весьма критически. Так, в донесении А.А. Тюфяева вдвое против фактического было преувеличено удаление неприятельского крейсера от береговой черты, а Б.Д. Светухин доложил об обнаружении «Гебена», «повернутого носом на N и стреляющего правым бортом», тогда как на самом деле линейный крейсер двигался на юго-восток и вел огонь левым бортом. Недостоверными оказались и сведения о том, что «ему в кильватер держались 4-6 миноносцев». Неподалеку от «Гебена» действительно находились миноносцы — два турецких и три русских, однако первые шли впереди по курсу дредноута с тралами, а вторые держались более чем в сотне кабельтовых к западу.