Странная жизнь Ивана Осокина

- Что вы так сидите, точно наказанный, - говорит, подходя к нему, Боб Мартене, - попробуйте шампанское, это Lanson, Pere ег fils, любимая марка Эдуарда VII.

- Проигрался, - отвечает Осокин. - Можно чеки ставить?

- Конечно, можно, только не советую забираться далеко, наши молодцы разошлись сегодня.

Осокин достает чековую книжку и пишет несколько чеков по сто франков.

- Да, чем вам трудиться писать столько чеков, давайте я вам разменяю, - предлагает ему высокий молодой американец с веселым бритым лицом и гладкими желто-белыми волосами, приготовляющий себе у стола «опаловую муть» по-парижски из абсента, на который он капает воду через сахар. - Сколько вам?

Он достает горсть бумажек и золота из кармана и считает.

- У меня английские деньги. Двести, триста, пятьсот фунтов. Довольно?

- Много, куда мне, - смеется Осокин. - Давайте сто. Это будет две тысячи пятьсот франков.

Он пишет чек и передает его американцу.

Тот засовывает деньги и чек в карман брюк, отхлебывает из своего стакана и со стаканом идет к игорному столу. Осокин тоже встает.

Через четверть часа у него не остается ничего. Он проиграл и сто фунтов и несколько написанных раньше чеков по сто франков.

- Я говорил, что вам не хватит. Нужно еще? - добродушно предлагает молодой американец с желтыми волосами, садясь около него. - Давайте попробуем это шампанское.

- Дайте мне еще тысячу франков, - просит Осокин. - Нужно отыграться.

В глубине души он чувствует, что делает глупость. Он и так проиграл столько, что боится самому себе признаться. Играть дальше, - это безумие. Он знает, что ему нужно встать и уйти. Но вместо этого он пьет шампанское, пишет чек, берет еще денег и идет к игорному столу.

Ставит сто франков на нуль и выигрывает. Ставит еще сто и опять выигрывает. Это его ободряет.

- Попробую за номера, - говорит он себе. - Может быть, верну раз за разом.

Через десять минут у него опять нет денег.

- Нужно уходить, - говорит он себе. Ему хочется на воздух. Игра уже надоела, от шампанского и от виски, от дыма сигар и трубок кружится голова. Но ему досадно, что он много проиграл, и он чувствует, что не может уйти и не уйдет.

Он опять пишет чек, меняет его на деньги и садится играть. Одно время выигрывает. Потом ему опять не хватает денег. Потом он опять выигрывает. Потом дело идет хуже, и он увеличивает ставки. Наконец, он проигрывает очень долго подряд и отходит от стола.

- Нужно сообразить, в чем дело. Я, кажется, зарвался.

Он вынимает чековую книжку и подсчитывает выписанные чеки. И по мере того, как он считает, его охватывает испуг, делается холодно, хотя он все знает заранее.

- Ну вот. Неужели это действительно так?

И ему кажется теперь, что он предчувствовал, что все так и будет.

На книжке остается триста франков. Он проиграл около тридцати тысяч франков, все - что у него было…

Он пишет чек на триста франков и подходит к столу.

- Двадцать пять. Шарик бежит.

- Двадцать шесть, - говорит лорд, держащий банк. - Кто ставил на двадцать шесть?

Осокин отходит от стола. Все заняты игрой. Никто его не замечает. Он отыскивает свою шляпу и уходит.

Осокин спускается по лестнице и выходит на улицу. Произошло что-то чудовищно-нелепое, сразу меняющее его жизнь. Ему не хочется верить этому. И в то же время он знает, что это правда, безобразная, отвратительная правда, которая завтра же даст о себе знать. И инстинктом человека, переживавшего всякие беды и неожиданности, он уже знает, что лучше смотреть этой правде прямо в глаза, не пытаясь себя обманывать или откладывать признание факта.

- Есть такой сигнал в море: стой или неси последствия, - говорит себе Осокин. - Это в каком-то рассказе Киплинга. Я говорил себе: стой. Не остановился. И теперь должен выдержать последствия. Главное - не нужно слабости: ни сожаления, ни раскаяния. Иначе можно с ума сойти. Прежде я умел переживать всякие крушения. Посмотрим, как теперь переживу. Я сам это сделал, сам виноват и сам должен пережить это. Никто даже не узнает, У Боба Мартенса, вероятно, и не заметили, что я проигрался. И что для них тридцать тысяч франков, когда на столе было почти полмиллиона? Вот тебе и брошка для Лулу! Нужно сообразить. Дело в том, что я все проиграл, все, на что должен был здесь жить до конца курса. Очевидно, я должен уезжать. Здесь переменить образ жизни и жить на то, что заработаешь, почти невозможно. Да и что можно заработать? Поеду или в Америку, или в Россию. Бедная Лулу! Она никогда не поймет, что случилось. Да она и не поверит, если я скажу ей, что проиграл тридцать тысяч франков. Она примет это так, как будто я хочу отделаться от нее. И I это будет для нее таким огорчением, какого я не имею права ей доставить. Нужно будет ей соврать что-нибудь. И чем скорее я уеду, тем лучше.

Осокин приходит к себе. Целую ночь он разбирает вещи, рвет письма, укладывается и пишет записки.

К утру у него все готово. И он, смертельно усталый, не раздеваясь ложится на диван и засыпает.