Странное происшествие в сезон дождей

COTONOU, RUE DU RENOUVEAU, 34.

Кому понадобилось срывать Cotonou? Вопрос мог бы показаться ничтожным, абсолютно праздным, если бы не бенинский леопард, которым была убита Даша. Cotonou успел наследить и на его брюхе — и таким же таинственным образом исчез. Связан ли пропавший адрес с убийством, и если да — то каким образом? И кто снял стикер с холодильника? Не тот ли человек, что совершил подобные манипуляции с леопардом? Скорее всего. Значит, у этого человека, кем бы он ни был, имелись очень веские причины поступить именно так. Самое время поделиться своими cotonou-догадками с Анн-Софи, но делать это Дарлинг не торопится. Вдруг Анн-Софи и есть тот человек, который снял стикер с пластиковой панели. Конечно, процент вероятности этого ничтожен, но все же существует. Точно так же Дарлинг опасалась бы любого, за исключением детей Даша и приехавшего к шапочному разбору Йена Шанти, единственное достоинство которого состоит в том, что он уж точно не убийца.

— Вы как будто чем-то взволнованы, дорогая моя. — Голос Анн-Софи ласков до неприличия.

— Я?

— Вы напряжены.

— Э-э… Трудно ожидать от кого-то спокойствия в такой ситуации. Я думаю… о шкафе с артефактами.

— Я смотрю, вас чрезвычайно волнует этот шкаф. Вы провели возле него какое-то время, не так ли?

— Не то чтобы я как-то особенно долго задерживалась у полок… Просто Даша вчера показала мне коллекцию.

— И вас она заинтересовала?

— Немного напугала, так будет точнее. Даша сказала, что в этой коллекции есть совершенно выдающиеся экспонаты.

— Может быть. Но я всегда была равнодушна к ее африканским сокровищам. Я не археолог и не этнограф.

— Я помню. Вы — натуралист.

— Именно. Меня всегда интересовали только пески, которые уж точно переживут любую из статуэток. Пески изменчивы и подвижны…

— Статуэтки, как оказалось, тоже.

— Вы имеете в виду этого кровавого бенинского леопарда?

«Кровавый бенинский леопард» просочился в дом не без помощи Дарлинг, он — новейшее пополнение коллекции, жаль, что Даша узнала его не с самой лучшей стороны… Вот черт, неужели Дарлинг именно так и подумала только что? Так цинично, так отстраненно? Проклятье, это все Анн-Софи, ее тлетворное влияние. Но странно, что она не признала в леопарде новичка. Хотя… почему странно? Она ведь сама только что призналась, что совершенно равнодушна к коллекции, а значит, не присматривалась к ней пристально. И спрашивать у нее о Мике так же бессмысленно, как спрашивать о Мике у Йена или у камбоджийских нянек Лали, которых Дарлинг и в глаза не видела, они не в курсе дела. Судя по всему, покемон (придерживающийся каких-то своих соображений) даже не сообщил Анн-Софи о том, что леопард появился лишь вчера. Иначе француженка обязательно пристала бы к Дарлинг с расспросами. Или — сообщил, но Анн-Софи молчит намеренно, тоже придерживаясь каких-то своих соображений.

Самой же Дарлинг соображать все труднее. Она чувствует себя совершенно вымотанной сегодняшним апокалиптическим утром, единственным правильным решением было бы удалиться в какой-нибудь укромный уголок, где бы ее никто не потревожил, захлопнуть за собой дверь и остаться одной, но… Дарлинг с самого начала не входила в число приглашенных, для которых предусмотрены отдельные комнаты. О чем они только что говорили с Анн-Софи?..

О подвижности статуэток.

— …Нет, я не имею в виду леопарда. Там была еще одна. Которую Даша называла гордостью своей коллекции…

— Вот как? Я смотрю, она успела о многом вам поведать, детка.

— Просто к слову пришлось.

— Так что же произошло с этой таинственной архиважной статуэткой?

— Она исчезла, — просто говорит Дарлинг.

— А вы отслеживаете ее судьбу? — Анн-Софи выглядит не менее простодушной.

— Разве Йен не говорил вам о том, что на месте леопарда стояла совсем другая скульптура?

Анн-Софи растягивает губы в улыбке, больше похожей на гримасу недовольства, и проводит по ним сведенными вместе большим и указательным пальцами: «молчу как рыба, согласно полученным инструкциям». В случае с леопардом, гораздо менее безобидным, чем исчезнувший Мик, она не была такой несговорчивой!..

— Мик. Африканское божество Мик, так она его отрекомендовала. Именно его место занял леопард, а сам Мик исчез.

— Может быть, еще найдется? — Интересно, каким образом Анн-Софи удается разговаривать, не разжимая стянутых молнией молчания губ?

— Может быть.

— Такое иногда случается с африканскими божествами — они пропадают. Как дети, вдруг решившие дойти до горизонта.

— До горизонта?

— Да. Дойти до него невозможно, но ведь ребенок этого не знает. Он идет и идет, пока не устанет…

— И? Что случится, когда он устанет?

— Он заснет где-нибудь на задворках незнакомого квартала, в картонной коробке у мусорных баков.

Дарлинг кажется, что Анн-Софи по-прежнему не разжимает рта. Но между тем ее голос звучит и звучит. И это странный голос — он лишен так свойственных француженке глубины и богатства полутонов. В нем есть что-то неестественное, сдавленно-механическое, как если бы Анн-Софи вдруг решила прибегнуть к чревовещанию и опыт оказался неудачным.