Странствия Шута

На меня нахлынуло раздражение и почти сразу — чувство вины. Он страдает. Я знал, каково это. Как можно чувствовать раздражение, точно зная, что именно он переживает? А если бы я сам пережил такое? Неужели я забыл те времена, когда кошмары из темниц Регала волнами захлестывали меня, стирая все хорошее и безопасное, что было в моей жизни, и унося меня обратно, в хаос и боль?

Нет. Я пытался забыть их, и в последнее десятилетие это почти удалось. И моя досада была не раздражением, но огромной тревогой за Шута.

— Пожалуйста. Не вынуждай меня вспоминать.

Я понял, что эти предательские слова произнес вслух. В ответ он лишь зарыдал, по-детски безутешно и безнадежно. Это была невыносимая тоска по времени, в которое он не мог вернуться, по времени, которое никогда не вернется.

— Слезами горю не поможешь, — произнес я, понимая, насколько бесполезны эти слова. Мне хотелось прикоснуться к нему, но я боялся. Боялся, что его испугает мое прикосновение, а еще больше — что он затянет меня в свою боль и разбудит мою собственную. Но в конце концов я сделал три шага, обходя стол.

— Шут, здесь ты в безопасности. Я знаю, что пока тебе не верится, но все кончено. И ты в безопасности.

Я гладил его жидкие волосы, грубые, как собачья шерсть, а потом прижал его голову к своей груди. Его скрюченные пальцы впились в мои запястья. Я позволил ему выплакаться. Это все, что я мог дать другу. Я подумал о том, что должен был сказать ему: мне нужно оставить Баккип на несколько дней, чтобы привезти Би…

Я не мог. Не сейчас.

Он помаленьку успокаивался, и даже когда рыдания стихли, его тело вздрагивало с каждым вздохом. Вскоре он погладил меня по руке и неуверенно произнес:

— Думаю, теперь все в порядке.

— Не все. Но скоро наладится.

— Ох, Фитц, — произнес Шут. Он отстранился от меня и сел как можно прямее. Справившись с приступом кашля, он спросил: — Что в твоем сообщении? Мальчик сказал, оно важно.

— И да, и нет. Королева желает, чтобы в последнюю ночь Зимнего праздника мы были одеты как можно лучше, а значит, я должен спуститься в город и купить себе кое-что.

Нахмурившись, я подумал, что должен буду ехать в роли лорда Фелдспара и в его ужасном костюме. Только не в этих ботинках. О, нет! Я не буду ходить по обледенелой брусчатке в этих ботинках.

— Вот как. Тогда тебе лучше отправляться.

— Ты прав, — неохотно согласился я.

Мне не хотелось оставлять его в темноте и одиночестве. Но и самому не хотелось оставаться там, где его уныние может заразить меня. Я поднимался сюда, считая, что могу смело доверить ему новости от Неттл. Какое-то мгновение я видел в нем друга и советника, как в молодости. Теперь новости пеплом осели на моем языке. Вот еще один Видящий, которого он не предсказывал. Его слова об уродливых младенцах охладили меня: как теперь я мог сказать, что скоро у меня будет внучка? Это развернуло бы еще одну темную спираль в его душе. Еще хуже было бы сообщить ему, что я исчезну на шесть-восемь дней. Я не мог оставить его, чтобы съездить за Би. Но мог бы согласиться, чтобы ее привезли сюда. Завтра нужно поговорить об этом с Кетриккен. Вместе мы бы устроили это.

У нас всех есть долг перед нашими друзьями. Как часто Ночной Волк сидел рядом со мной, когда я терял себя в тщетных попытках воспользоваться Скиллом? Как часто Нэд приводил меня, еле стоящего на ногах, в хижину, и намеренно давал мне меньше дурманящих трав, чем я ему приказывал? Я даже не хотел думать о неделях и месяцах, которые потребовались Барричу, чтобы вытащить меня из шкуры волка. Мои друзья не покинули меня, и я не откажусь от Шута.

Но он все еще мог отказаться от меня. И он это сделал.

Он приподнялся из-за стола.

— Ты должен заняться своим делом, Фитц.

Он повернулся и уверенно пошел к кровати. Когда он лег и завернулся в одеяла, я спросил его:

— Ты уверен, что хочешь остаться один?

Он не ответил. И скоро я понял, что он и не собирался отвечать. От этого мне стало беспричинно больно. Дюжина хлестких замечаний пронеслись в моей голове. Да он даже не представляет, чем я поступаюсь ради него! Когда момент гнева прошел, я был рад, что удержался и промолчал. Мне не хотелось, чтобы он узнал, чем я жертвую. Я просто делал то, что должен был сделать.

Я спустился по лестнице и переоделся в лорда Фелдспара, дерзко надев свои собственные сапоги.