Странствия Шута

Какое-то время она сидела тихо. Потом зацепилась клювом за рубашку и полезла по мне, перехватывая ткань через каждые несколько шагов. Сначала она стала шишкой на моем плече, потом перелезла назад и сделала меня горбуном. Когда, наконец, она остановилась, я медленно выпрямился.

— Думаю, все будет в порядке, — сказал я своей пассажирке.

Ветры потрепали облака, и теперь на землю посыпался свежий снег. Он спускался толстыми хлопьями, кружащимися и танцующими в воздухе. Я наклонил голову и поплелся вверх по крутому склону, к крепости.

Впустили меня без лишних вопросов. Из Большого зала слышалась музыка и гул голосов. Уже так поздно! Ворона задержала меня дольше, чем я думал. Я поспешно прошел мимо слуг с тарелками и хорошо одетых людей, тоже немного задержавшихся, и поднялся по лестнице. Я не снимал капюшона, не поднимал глаз, и меня никто не узнал. Оказавшись в комнате, сбросил усыпанный снегом плащ. Ворона цеплялась сзади за воротник, мой парик запутался в ее лапах. Почувствовав себя свободной, она поднялась на моей шее и попыталась взлететь. Парик и шляпа потянули ее вниз, и она упала на пол.

— Не шуми. Я освобожу тебя, — сказал я ей.

Она еще какое-то время барахталась, потом замерла на боку, откинув крыло, волосы парика опутали ее лапы. Теперь белые перья между черных были отлично видны. Это значило, что любая ворона будет пытаться убить ее. Я вздохнул.

— Не дергайся, и я освобожу тебя, — повторил я.

Ее клюв был открыт, она задыхалась. Яркий черный глаз уставился на меня. Я медленно работал. Казалось невозможным, что за такой короткий промежуток времени она так крепко запуталась. Капли ее крови разлетелись по полу. Распутывая, я разговаривал с ней.

— Тебе очень плохо? Они клевали тебя?

Одновременно я попытался спокойно и уверенно коснуться ее Уитом.

Тебе больно? осторожно спросил я, стараясь не давить на ее барьеры. Ее боль ударилась в меня. Она дико замахала крыльями, сводя на нет большую часть моей работы, а потом снова упала.

— Тебе очень плохо? — снова спросил я ее.

Она закрыла клюв, посмотрела на меня, а потом выкрикнула:

— Щипали! Щипали перья!

— Я вижу.

Вопрос, сколько человеческих слов она знает, смешался во мне с облегчением от того, что она может со мной говорить. Но птица — это не волк. Трудно было понять, что я чувствую от нее. Боль, страх, много гнева. Если бы она была волком, я бы точно знал, куда она ранена и как сильно. Это же было похоже на попытку общаться с кем-то, кто говорит на другом языке.

— Дай мне освободить тебя. Мне нужно положить тебя на стол, там светлее. Могу я взять тебя?

Она моргнула.

— Вода. Вода. Вода.

— И я принесу тебе воды.

Я старался не думать о том, сколько времени уже потерял. Как будто в ответ на мое беспокойство, я ощутил вопросительный укол от Чейда. Где я? Королева попросила Дьютифула убедиться, что я буду присутствовать — очень необычная просьба.

Я скоро подойду, пообещал я, искренне надеясь, что это правда будет быстро. Открыв потайную дверь, я сгреб ворону с пола, держа ее осторожно, но свободно, и понес вверх по темной лестнице.

— Фитц? — с тревогой спросил Шут, не успел я зайти в комнату.

Я мог разглядеть только его силуэт в кресле перед камином. Свечи выгорели много часов назад. Мое сердце сжалось от беспокойства в его голосе.

— Да, это я. И со мной раненная ворона, она запуталась в моем парике. Я потом все объясню, но сейчас мне нужно положить ее, зажечь свечи и дать ей воды.

— У тебя ворона, которая запуталась в твоем парике? — удивительно, но в его голосе послышалась насмешка. — Ох, Фитц. Я всегда могу надеяться, что ты какой-нибудь странной проблемой развеешь мою скуку.

— Ко мне послал ее Уэб.

Я положил ворону на стол. Она попыталась встать, но пряди волос слишком хорошо связали ее, и она снова опрокинулась на бок.

— Потише, птица. Мне нужно найти свечи. Потом, надеюсь, я смогу распутать тебя.

Она затихла, но дневные птицы часто затихают в темноте. Я прошелся по полумраку комнаты, выискивая свечи. К тому времени, когда я зажег их, поставил в подсвечники и вернулся к столу, Шут уже был там. К моему удивлению, его узловатые пальцы разбирали пряди волос, крепко обвившие лапы птицы. Я поставил свечи на дальнем конце стола и стал наблюдать. Птица не шевелилась, лишь иногда прикрывала глаза. Пальцы Шута, когда-то длинные, изящные и умные, теперь походили на узловатые мертвые ветви. Работая, он мягко разговаривал с ней. Рука с омертвевшими пальцами нежно сжимала лапы, а пальцы второй поднимали и вытаскивали пряди волос. Он лепетал, как ручей, бегущий по камешкам.

— Вот это должно пройти первым. А теперь мы можем вынуть этот палец из петли. Вот. Одна лапка почти свободна. О, а здесь туго. Дай-ка я проведу эту прядь снизу… вот. Одна лапка чистая.

Ворона резко дернула свободной лапой, но Шут положил руку ей на спину, и она вновь легла.

— Скоро ты будешь свободна. Лежи, или веревки еще больше затянутся. Если в веревках дергаться, это не поможет.