Странствия Шута

Я встал, пьяно качнулся в сторону, но успел восстановить равновесие прежде, чем Дьютифул схватил меня за руку. Когда гордость – последнее, что у тебя осталось, ею особенно дорожишь. У всех на глазах я подошел к шторам и, потянув за шнурок, открыл потайную дверь. Меня уже тошнило от тайн. Пора вытащить их все на дневной свет. Но откуда взять дневной свет, ведь сейчас ночь? Или лучше сказать, вытащить все тайны в ночь? Я тряхнул головой. Я ведь был чем-то занят… Да, я шел проведать Шута. Усилием воли я заставил себя сосредоточиться.

Я стал подниматься по лестнице, зная, что остальные пойдут со мной. Комната наверху была залита желтым светом свечей и очага. Я уловил смолистый аромат горных лесов, – должно быть, Кетриккен зажгла благовония, привезенные с ее родины. От запаха в голове у меня прояснилось, и когда я вошел в комнату, то был потрясен тем, какой теплой и приветливой она стала. Мой взгляд пробежал по обстановке, подмечая перемены. Ворона дремала в тепле у очага, усевшись на спинке стула.

– Фитц – Чивэл! – приветствовала она меня.

Эш сидел на полу возле очага, у ног Кетриккен. Он страдальчески взглянул на меня и снова уставился в огонь. Моя бывшая королева устроилась в старом кресле Чейда. Она застелила его ярким покрывалом из Горного Королевства. На столе рядом с ней исходил паром пузатый чайничек, расписанный скачущими зайцами. Косы Кетриккен были уложены вокруг головы, манжеты простого синего платья подвернуты, словно она собиралась заниматься грязной работой. Она повернулась ко мне с чашкой душистого чая в руке. В глазах у нее была тревога, но на губах – улыбка.

– Фитц! Я так рада, что ты снова с нами! И так переживаю о крошке Би! И о дочери Чейда.

Я не ответил на приветствие. Мой взгляд был прикован к человеку, сидевшему с ней за столом. Он был строен и статен, но в его позе все еще чувствовалась неуверенность. По-прежнему калека, он кутался в одежды из мягкой серой шерсти, набросив на голову свободный капюшон. Я не знал, видит он меня или нет. Его глаза, прежде затянутые серыми бельмами, теперь ярко сияли и чуть отливали золотом, словно отражая огонь в очаге. Он протянул мне руку – костяшки были все такими же опухшими, кости выпирали из-под кожи, но в жесте мне почудилась тень прежней грации.

Он повернул руку ладонью вверх и спросил:

– Фитц?..

Так я понял, что он не видит меня. Но я не мог избавиться от ощущения, что он каким-то образом меня чувствует. Я быстро пересек комнату и обхватил его ладонь обеими руками. Его кожа оказалась чуть прохладной, как и всегда.

– Тебе стало лучше! – воскликнул я вне себя от облегчения, видя, что он способен стоять и двигаться.

Я-то опасался застать Шута распростертым в кровати, пепельно-серым. Я перевернул его руку – тыльная сторона кисти была покрыта странными крохотными лунками, словно кожа неоперившегося птенца.

– Я жив, – отозвался он. – Причем куда больше, чем прежде. Но лучше ли мне? Не знаю. Я чувствую себя настолько иным, что даже не могу сказать, лучше мне или хуже.

Я уставился на него во все глаза. Запасу лекарственных снадобий Чейда позавидовала бы любая аптекарская лавка в Бакке, а может, и в Удачном. Большая часть этих зелий была мне знакома, многие доводилось использовать. Каррим. Эльфийская кора. Белладонна. Кардамон. Валериана. Ивовая кора. Семена карриса. Мак. Не раз мне и самому приходилось прибегать к их помощи. Во время моего ученичества Чейд при случае знакомил меня с действием слабых ядов, снотворных капель и несметного множества укрепляющих. Но ни одно из известных мне зелий, которые он держал в своем тайном логове, не могло поднять человека со смертного одра и вдобавок придать его глазам золотистое сияние.

Эш переводил взгляд с Шута на меня и обратно. Вид у него был как у собаки, ожидающей щелчка кнута, – плечи ссутулены, глаза больные.

Я строго посмотрел на него:

– Эш… Что ты ему дал?

– Мальчик считал, что исполняет указания Чейда. И кажется, это помогло, – мягко сказала Кетриккен.

Я не стал говорить вслух о том, чего боялся. Действие многих снадобий лишь временно. Семена карриса могут поддерживать силы день или два, но потом тело потребует вернуть долг, и человек свалится в полном изнеможении. Бодрость, которую дарит эльфийская кора, вскоре сменяется тоской и отчаянием. Надо понять, что сделал Эш: действительно спас жизнь Шута или лишь подарил ему отсрочку.

Ученик Чейда не ответил на мой вопрос.

Тогда я повторил, подпустив в голос повелительного рычания:

– Что ты ему дал, Эш? Отвечай!

– Господин…

Мальчик неуклюже встал на ноги и серьезно поклонился мне. Его смущенный взгляд скользнул мимо Кетриккен, пробежал по Неттл и Риддлу – и напоролся на Дьютифула, ожидавшего ответа со строгим выражением лица.

– Могу я поговорить с вами наедине?

Голос Дьютифула прозвучал обманчиво мягко, когда он спросил:

– И что же такого ты хочешь поведать принцу Фитцу Чивэлу, чего не можешь сказать своему королю?

Мальчик испуганно потупился, но не отступил: