Конечно, Лаврентий знал, что председатель Совета Народных Комиссаров СССР товарищ Молотов вовсе никакой не Молотов, а бывший скромный работяга, член Петроградского военно-революционного комитета, коммунар Частей особого назначения и так далее Скрябин Вячеслав Михайлович. Как и положено по неписанным правилам, тот взял трубку сам и коротко отозвался:
— Молотов слушает!
— Вячеслав Михайлович, слушай дорогой! Тут есть одно небольшое дело! — И Лаврентий Павлович торопливо-подобострастно изложил суть проблемы, касавшейся экспедиции в Тибет за «оружием богов». При этом он представлял себе скуластую физиономию собеседника с маленькими модными усиками и узкими монгольскими глазами.
Молотов внушительно, как по печатному, дал ответ:
— Засылай документ. Я подпишу, раз такое дело!
После этого разговора окрыленный успехом Берия набрал по «вертушке» Калинина. Простоватый на вид, но хитрый и изворотливый Михаил Иванович долго юлил, всхлипывал в трубку, шуршал бородкой о мембрану трубки, но в конце концов тоже согласился от имени Президиума Верховного Совета подготовить письмецо в Лхасу.
Так что через пару дней на стол Лаврентию Павловичу легло два документа, датированные 16 января 1939 года.
И второе:
«Ну вот, — с удовлетворением подумал Лаврентий Павлович, — почти все готово. Осталось только найти этого проводника Доржиева. Человека, который проведет наших людей к руководству. А там… Аж дух захватывает от такой перспективы. «Оружие богов» в наших руках. Да с ним можно весь мир принудить строить социализм…» Ну а пока… Надо написать письмо Кобе. Докладную на тему, как идут дела у его сына Василия. Мальчику захотелось стать летчиком — ну что ж, отправили его учиться, устроили на месте. Вот докладная ему, Берии. Теперь на ее основе надо отписать отцу, как живет Василий — с кем дружит, какие его успехи на летном поприще. Поправить начальство, чтобы относились к сыну вождя соответствующим образом, но потачки не давали… Ох, хлопотное это дело — следить, контролировать родственников вождя. А что поделаешь? К Светлане пришлось приставить родственницу Александру Накашидзе. Пристроил через мать Сталина, чтоб контролировала ее связи, компанию. Той новая гувернантка не нравится, злится, жалуется. А что делать, что делать-то… Приходится. В политике мелочей не бывает. Матери Сталина выделили квартиру в Тбилиси, в здании Совнаркома. «Хорошо, что Коба мне безгранично доверяет. Он всем доверяет, пока не обманешь его доверие… Ежову тоже доверял. Ну их, эти мысли… Надо писать. Так. Поехали…»
И только он начал писать, как в голове снова зашебуршилась несвоевременная мысль:
«Сейчас номенклатура и является коллективным собственником всего, что есть в стране. А когда умрет вождь? Вдруг все эти бесчисленные Иван Иванычи захотят стать единоличными собственниками заводов, фабрик, земли? Что будет? Если страх исчезнет вместе с вождем? Нет, не надо так думать. Это крамола. Давай пиши письмо».
А мысли всё лезли дурные.