Страсти Евы

В двух шагах от Гавриила Германовича взгромоздила на ступеньку ботильон Белинда, ухитрившись выставить на всеобщее обозрение тощую ляжку. Времени по пустякам она не растрачивает: только Гавриил Германович оканчивает телефонный разговор, она прытко соскакивает со ступеньки и, чуть ли не выпрыгивая из лифчика, зомбиподобно накидывается на него. Ее кровавые когти и губешки вгрызаются в его ухо и о чем-то слащаво нашептывают.

«Никак они снова стали парой?!» - я испытываю укол ревности, и кровь в жилах закипает. Задыхаясь от собственного бессилия, я судорожно вытираю потные ладони о края юбки и вихрем проношусь к пролету. Из-за столпотворения в проходе я неудачно наталкиваюсь на какого-то здоровяка. Под описание «шкаф» подходят только двое: Гавриил Германович и Сидоров (невоспитанный выпускник-аспирант с умственным развитием примата, время от времени докучающий мне постыдным предложением сняться в его домашнем порнофильме в роле Лолиты - главной героини выдающегося романа Набокова, повествующего об одержимости взрослого мужчины двенадцатилетней девочкой).

- Опа, Лолита! - шлепает губищами в пошлом поцелуе разворачивающийся «шкаф».

- Сидоров… - мычу я с неудовольствием.

- Он самый, конфетка, - по-обезьяньи лыбится он и делает совсем уже похабное движение языком.

Именно в этот момент откуда ни возьмись к нам подлетает злющий Гавриил Германович, глаза его мечут громы и молнии.

- Сидоров, твою мать, какого черта тебе от нее надо?

Пыжившийся ранее Сидоров покрывается плесенью страха и будто даже уменьшается в размерах.

- Я спрашивал время у Лоли…

В свете прозвучавшего прозвища бровь у Гавриила Германовича ползет вверх от изумления и злости - как-никак его обращение «нимфетка» имеет аналогичную природу.

Сложившаяся ситуация поражает нас троих, только каждого по-своему. Меня больше шокирует сцена открытого заступничества на глазах у Белинды, которая того гляди выцарапает мне глаза.

У Гавриила Германовича оживает айфон, но перед тем, как ответить, он взглядом, словно рефрижетором, размазывает Сидорова по стене:

- Воистину в последний раз дарую помилование.

Спокойно покинуть аудиторию мне не дает Белинда.

- Эй, Во'ронцова! - прицепляется она к лямке моего рюкзака. - Тебе мало Уилсона, 'решила еще и Гав'риила п'рибрать к 'рукам? У него не встанет на полуфаб'рикаты б/у.

«Ну что за редкостная сука!»

- Дай мне пройти!

Я сгоряча сбрасываю руку Белинды, но она броском кобры снова обвивает лямку моего рюкзака и спрыгивает на две ступеньки ниже, чтобы быть со мной на одном уровне.

- Скажу тебе по сек'рету, очкастая дешевка, - заползает ко мне в ухо ее змеиное шипение. - Гав'риил - настоящий ас в сексе, но малолетние шалавы не в его вкусе.

- Мне все равно! - выдергиваю я из ее цепких крючков свой рюкзак.

«Невозможно научится быть такой злой сукой - ею надо уродиться!» - в горькой обиде я бросаюсь вниз по ступенькам, предательские слезы вот-вот хлынут из глаз. Мою спину догоняет волна склизкого, как змеиная кожа, смеха Белинды.

Его Неутомимое Высокопреосвященство Злой Рок тут как тут!

На крайних ступеньках я путаюсь в развязавшемся шнурке на кеде и… приземляюсь на четвереньки. К счастью - мое падение смягчает ковролин, к несчастью - заканчивается падение у черных туфель Гавриила Германовича, самое печальное - очки слетают, но, правда, избегают конструктивной гибели. Виновница моего позора надрывается от хохота. Я ощущаю себя полуслепым котенком, которого пнули дворовые ребятишки.

Заботливые руки Гавриила Германовича поднимают меня с пола и отряхивают чудом уцелевшие колени.

- Так можно шею сломать, Ева, - недовольно хмурит он брови, передавая мне мои очки. - Больше не смей бегать по лестнице.

Виновато вжав голову в плечи, я без устали бормочу слова благодарности. Гавриил Германович решительно берет меня за руку и выводит из аудитории. Гоготание на верхней трибуне резко прекращается, зато моя спина начинает ныть от просверливающего во мне дыру взгляда Белинды. Завтра она пришлет мне приглашение на мои собственные похороны.

В кабинет декана мы идем, держась за руки. Студенты в коридорах расступаются и шепчутся. Наша пара вызвала массовый ажиотаж и сплетническую пандемию. Боковым зрением я рассматриваю Гавриила Германовича. Сегодня его одежда отличается от консервативного стиля: темные джинсы и чернильный джемпер с v-образной горловиной. Мягкая тонкая шерсть обтягивает тренированные мускулы и подчеркивает широкие плечи. Капля повседневности ничуть не испортила его безукоризненный лоск, а присущая ему недосягаемость обрела видимые границы.

На меня вновь сходит розовое наваждение, так что я не отдаю себе отчет: выдаю ли я желаемое за действительное или очеловеченность имеет право быть. Безнадежно влюбленные девушки часто возвышают объект обожания до небес. Со времен инцидента в Зоне № 1 прошли долгие недели, поэтому одного томления достаточно, чтобы опьянеть без вина.

- Бегу-бегу, друзья мои, - звенит ключами запыхавшийся Жуковский, ничуть не удивленный моему сопровождающему. - Извиняюсь, Хачатурян задержал. Прошу за мной.