Страсти Евы

- Разве что он поджидал кого-то особенного? - не выпуская сигару изо рта, прикидывает Михаил. - Раз так, мы имеем дело с влиятельным заказчиком.

- В тот день я навещал Жуковского в деканате. Влиятельный заказчик натаскал собаку на мою голову.

У кузена выпадает изо рта сигара, и только потом на лице высвечивается осмысление услышанного. Он заторможено поднимает ее с пола и тушит в пепельнице.

- Кто из Благородных Отцов или их отпрысков посмел замахнуться на жизнь Наследника рода Гробовых?

- Вопрос даже не на миллион долларов, - холодно острю я, доставая из кармана пиджака стилет.

Со злости я запускаю его в висящий на стене самый первый герб Ордена, где вместо символов гендера еще изображался Кадуцей. Стилет втыкается в голову одной из змей.

- «Глаза и уши»?.. - с сомнением в голосе предполагает Михаил.

Я повторяю бросок с поражением второй змеи:

- Не хватит духу.

- Преемник Евгения Воронцова?.. Теперь он враг твоего отца.

- Нас связывает бизнес. Зато Уилсон воюет со всем нашим родом без разбора. Но я сомневаюсь, что сам он в курсе. Риск велик. Скорее, кто-нибудь из его своры.

- В своре Уилсона завелась крыса, - заговорщически ответствует Михаил. - Если он ее не изловит, то она сожрет его запасы. Не хочешь обрадовать отца?

- Много ли кого отец радует, кроме своей потаскухи, - с презрением выплевываю я. - Я сыт по горло его наполеоновскими планами. Старый ублюдок окончательно выжил из ума. Каждый сам за себя… Михаил, потряси своих ребят в своре Уилсона, а то эти наши семейные недомолвки мешают действовать тихо. Лишняя шумиха мне не нужна.

- Будь спокоен. Мои ребята разнюхают, что за блюдо варит свора Уилсона.

- Спасибо, брат, - вкладываю я во фразу всю свою несуществующую братскую любовь.

Любовь для меня и кузена чувство никчемное, но никого из нас передающееся из поколения в поколение преимущество, а быть может, и упущение, праотцов не коробит. Наши братские узы скреплены доверием и многолетним взаимовыгодным сотрудничеством. В продажном мире схватить пулю в лоб проще простого, поэтому мы оба прикопили в арсенале пару-тройку козырей. В мирное время я и он играем поодиночке, но когда в ход идут крупные фишки, мы действуем сообща, отчего количество тузов в нашей колоде значительно возрастает. К одному из связующих братских звеньев я отношу разведку Михаила - работает как швейцарские часы: сверхточно и без нареканий. Механика проста: сын покойной сестры Германа одарен хитростью и незаменимым парламентерским талантом.

- Мой брат Гавриил, никак ты и вправду собрался разворотить гнездо с крохотным птенчиком? - добавляет ложку дегтя мой безнадежный кузен, и его лицо обретает провокационное выражение. - Сестрица Никиты юна для тебя. Только-только закончила школу. У кое-кого синдром Лолиты.

Сукин сын… удар ниже пояса! Так и есть, из-за нашей с Евой разницы в возрасте я для себя давно провел параллель с героями романа Набокова - Гумбертом и Лолитой, хотя моя личная трагедия по размаху Зла скорее соответствует погрязшему во грехах Раскольникову из романа «Преступление и наказание». Однако в моем адовом круге ангелоподобной Соне не по силам вытащить грешника из преисподней, никому не по силам: черта, за которую я заступил, насовсем отрезала мне путь к Добру.

Моя непорочная Соня, моя распутная Лолита, моя совершенная Ева… моя девочка. Я вспоминаю нашу мистерию на столе, и мышцы на теле разом напрягаются, даже плоть отзывается. Гореть мне в аду вечно, коль скоро некомфортное шевеление в брюках не оставит меня в покое!

Беда в том, что патологический голод не пройдет сам по себе.

Рецидивная катастрофа. Стихийное бедствие моего умирающего рассудка, ибо обезумевший Зверь учуял ее запах и взял след. Искушенный Зверь не польстится ни на какую другую жертву. Одержимого Зверя не провести чужим женским телом - Зверь хочет только ее и будет рыскать во мгле, пока не утолит вековой голод ею. Овладеть Евой… наяву и визуально… повсеместно до помешательства… до потери связи с реальностью. Чертовы демоны похоти снова возятся под моей нарывающей гангреной. Хочется расчесать загноившуюся кожу до крови, расковырять до мяса, облить кислотой проклятых гнойных тварей. Беспросветная Тьма разных мастей повелевает всем моим существом. Я не просто схожу с ума, я заражаю сумасшествием целый мир. Скоро все заболеют коллективным помешательством. И моя прекрасная Ева будет в числе первых инфицированных неизлечимой болезнью. Я развращу неиспорченное вниманием мужчин хрупкое нежное создание. Загублю чистую душу. Оскверню святыню. Совершу непростительный грех. Воистину лучше бы бес никогда не встречал ангела. Придворные Тьмы постарались, чтобы Святая Ева принадлежала мне. Герцоги ада терновым венком оплели наши головы, нитями залатали души, скальпелем прооперировали тела. Мы превратились в сращенных сиамских близнецов. Погибнет один - умрет другой. Когда-нибудь адский эксперимент потерпит крах. Мой расшатанный рассудок уже не просто ходит босиком по лезвию ножа, но и получает мазохисткое удовольствие от отслаивающейся кусками кожи.