Сантьяго взят в кольцо четырех часовых, к его руке наручниками пристегнут стальной кейс. Он почтительно кивает всем нам в знак приветствия, но движение скорее подразумевает прислужливый поклон.
Герман вынимает из кейса футляр, и желваки на его остром лице приходят в подвижное состояние.
- Отличная работа, Филипп, - вознаграждает он его похвалой, но блеклые глаза не отрываются от любования пузырьком с красной жидкостью.
«Какого черта здесь делает образец F-вируса?!» - с жирным знаком вопроса я вскидываю глаза на Германа, всеми демоническими силами отговаривая себя от желания четвертовать Сантьяго.
- У меня везде глаза и уши, Гавриил, - с показным равнодушием в голосе отвечает на мой немой вопрос Герман. - Не будь так самонадеян. То, что я руковожу автономной Зоной № 13, еще не значит, что я не в курсе дел Ордена и твоих дел.
Он рассыпается стокатным смехом.
- Что-то ты, Гавриил, как будто язык проглотил.
Ценой неимоверных усилий я все же заставляю свое лицо обрести бесстрастность.
- Вот уж не думал, что ты мне не доверяешь, - бросаю я сквозь зубы, опираясь кулаками в стол. - Оказывается, моя лаборатория кишмя кишит гребаными крысами.
- А чего ты хотел, Гавриил? Прошло уже столько времени, но ты так ничего не выяснил по первому делу. Все тянешь и тянешь резину. Может, ты мне палки в колеса вставляешь за спиной?..
В моих глазах вскипают всполохи гнева, шрам на скуле наливается кровью. Я отталкиваюсь от стола, поворачиваюсь и принимаюсь расхаживать по конференц-залу, строго выдерживая линию:
- Да будет тебе известно, что представленный образец F-вируса саморазрушается ровно через двадцать четыре часа. Эксперимент только на стадии разработки. Весьма интересно, что думает по этому поводу «глаза и уши». Что скажешь, Филипп?
Метнув в сторону одеревеневшего Сантьяго острые, как ножи, ресницы, я пронзаю его грозовым взглядом.
Он издает невнятный чавкающий звук:
- В-виноват.
- Какая жалость, - добавляю я в качестве милостыни, снова вдавливая кулаки в стол.
На бледном лице Германа вспыхивают неровные красные пятна ярости. В наступившей тишине мы в упор смотрим друг на друга через длинный переговорный стол.
Между нами не существует понятия «семейные отношения» - бытует обобщенное определение «товарно-денежные отношения». Герман еще и активно применяет на практике фамильный девиз «разделяй и властвуй». Он чурается слов «доверие» и «дружба». Словарная смесь по его шкале измеряется количеством зеленых бумажек, помноженных в эквиваленте на достоинство субъекта. Надо отдать дань
- Начхать! - выходит из себя Герман и, кряхтя, опускается в кресло во главе стола, как усталый от жизни старец, несущий на себе тяжелое бремя власти. - Мне нужна формула целиком. Без нее мы топчемся на месте. Что за поганец увел у нас из-под носа свиток?! Гавриил, когда ты добудешь мне сведения?
- Наберись терпения, - осаждаю я его пыл. - Госпожа Смирнова - Наследница. Ее разговорить не удастся. Тем более нет прямых доказательств, что свиток у них. Курьер был простым человеком, выполнявшим приказ под внушением. Артефактом могла завладеть свора Уилсона.
- Уилсона я беру на себя. На тебе остается сестра Воронцова. Как мы и ранее договаривались, разговори ее с помощью гипноза.
- Залезть к госпоже Воронцовой в мозг я не могу, коль скоро на ней этот долбаный оберег, - бессердечно оппонирую я.
- Так заставь глупую девчонку снять оберег. Затащи ее в постель и оприходуй.
Он вскидывает на меня выжигающий взгляд.
- Или со времен Лизы Андерсен ты потерял сноровку?
Вперившись глазами в старого ублюдка, я немало времени взираю на него, как на умалишенного, но потом раздвигаю губы в циничной улыбке:
- В субботу госпожа Воронцова развяжет свой дерзкий рот.
- Вот и славно, - неоднозначно глядит на меня Герман. - На этом и порешим. До субботы.
По окончании собрания я вместе с кузеном иду к себе в домашний кабинет. Много лет я обитаю в родовом замке в гордом одиночестве. За такое несказанное удовольствие мне пришлось выложить кругленькую сумму. Герман задрал цену втридорога, плюс выставил условие: себе в угоду и мне назло он учредил ежемесячные собрания в конференц-зале. Старый ублюдок!
- Водки? - предлагаю я, толкая распашные двери.
- Я бы пропустил пару рюмашек, - положительно расценивает мое предложение Михаил, растягиваясь на обтянутом кожей крокодила кресле.
- Держи, - протягиваю я ему стопку.
Каминными щипцами он достает из огня раскаленный уголек и прикуривает от него сигару.
- Знаток вин все чаще пьет водку. Мой брат Гавриил меняет пристрастия?
- Времена меняются, - многозначительно подмечаю я, черпая ложкой черную икру.
Жестом поднятой стопки Михаил выражает мне мужскую солидарность, за которую мы и выпиваем.
- На днях я наткнулся в Академии на фантома, - мимоходом кидаю я на кузена цепкий взгляд, расквитавшись с икрой в икорнице. - Он проник на территорию, миновав часовых. Есть мысли?