Фома захохотал, но поздно. Вернулась Мини, и он засмотрелся на нее, подперев свою небритую рожу кулаком, словно роденовский «Мыслитель», вдруг поднявший голову и обалдевший. Теперь, когда он привык к холодному сиянию её глаз и смог от него абстрагироваться, он заметил, что Мини довольно симпатична, даже мила, как бывает мила стынь-зима русскому сердцу (сама не зная почему любила русскую зиму). Выяснилось, что на самом деле она Меланья, но в детстве называла себя сокращенно — Мини.
— Куда короче, — согласился Фома.
Она любила джаз. «Доктор!» — восхищался Фома и скучал среди них, как волк в дендрарии. Время от времени, прерывая тишину, повисшую над столом с появлением Мини, он задумчиво произносил непонятную фразу:
— Равновесие должно быть восстановлено…
И вдруг исчез. Сказал, что пойдет поговорит с музыкантами о бемолях Стравинского, и пропал. Доктор только головой крутил и считал минуты. Мини, поковырявшись во всех блюдах, без всякой скуки, но и без выражения, уставилась на джаз-банд своими снежными глазами.
Когда Доктор насчитал ровно двадцать девять минут, дверь широко распахнулась и в зал вошел швейцар в белых перчатках и униформе адмирала царского флота. Джаз-банд грянул «Либер-танго». Потом появился Фома, но не один, как нарыв, а с дамой. И какой!..
На спутнице его была вульгарная желтая шляпка с черной полувуалькой и зеленая искусственная лисица, а юбка еще короче, чем мини Мини. Это была удача, особенно сочетание фасона шляпки, цвета шкурки и смелости юбки. Музыканты немного сбились («Кто к нам приехал?!» — взвизгнул саксофон), потом выправились и перешли — дружной синкопой — на «Я милого узнаю по походке», но это была ерунда, по сравнению с тем, какой синкопой шла избранница Фомы.
Её бедра выписывали такую великолепную восьмерку, что в нее (эту восьмерку) мог вписаться, не снижая скорости, восьмидверный лимузин. Фома осторожно и галантно держался от дамы на расстоянии вытянутой руки. Физиономия его сияла, как у негра. Из-под вуальки его спутницы торжествовали лиловые губы, складываясь в ослепительную улыбку и в углу их чернела совсем уж умопомрачительная мушка. Голова зеленой лисицы, подпрыгивая, гордо блестела пластмассовым носом и красной тряпицей, зверохульно обозначающей пасть.
В зале кто-то поощрительно захлопал, предполагая, что это варьете. Но Фома только гордо прошелся со своей спутницей мимо подиума сцены и завернул к столу. Доктор с любопытством рассматривал «выходку» Фомы. Мини сразу насторожилась. И правильно.
— Пипи! — представил Фома.
— Пипи?.. — Даже Доктор не смог сразу адекватно охватить всю человеческую ширь выдумковатости Фомы.
Мини подозрительно посмотрела на Фому.
— Она в детстве… ну в общем, понятно?.. — Он повернулся к Пипи.
— Да, я детство провелла на голом цементном полу, — доверительно сообщила та. — Бегала через каждые пять минут, поэтому все меня так и звали. А вы что подумали? — улыбнулась Пипи лиловыми губами хищницы. — То же?.. Правда, детство всегда так мило?.. — И сняла, наконец, свою шляпку.
Фома с удовольствием отметил потрясение Мини и Доктора. Пипи была красива, не просто красива — сногсшибательна. Под дурацкой шляпкой обнаружился благородный пепел волос и выразительные, странные желто-зеленые глаза. Цвет страсти или ярости. Сочетание лиловых губ и пепельных волос было дерзко, но золотая зелень глаз неожиданно примиряла эти оттенки. Какая-то буйная прерия рисовалась сразу в воображении. Или тигр в клетке.
— Что мы пьем? — спросила Пипи по-свойски, оглядывая стол. — Сен-Жульен, Сен — Емильон — боже, одни святые!.. Вы что скучать сюда пришли? — удивилась она. — Давайте водочки закажем, у нас же компания! А, Андрон?..
Она сбросила и лису под стол, но никто уже и так не верил, что она плохая девочка. Подозрение пало на Фому — подучил, змей! Мини с трудом боролась с обаянием Пипи и собственным недоумением. Победила дружба.
— А, правда!.. — Мини в предвкушении потерла руки. — Давайте закажем еще и водочки, и кутнем!
Но что она имела в виду было не понятно, странные глаза ее, цвета Антарктиды, были холодны, как Доктор в бою. «Отличная у нас компания! — подумал Фома. — Ни одного нормального!»
А Пипи уже достала пудреницу с пипеткой и сделала глубокую ингаляцию.
— О, наркоманка! — гордо сказал Фома, приглашая всех за столом порадоваться за него: кого оторвал! — Только кумара нам и не хватало!
Глаза Пипи утратили субъективность, и теперь она смотрела сразу на всех и всем улыбалась, становясь объективной реальностью.
— А не?.. — Мини боязливо оглянулась, в поисках крадущегося милиционера.
— А ты попробуй, все как рукой! — предложила Пипи. — Мы и ему дадим!
По мозгам Фомы влажно ударил белый снег. На двухдневной спиртовой закваске без сна это сыграло роль детонатора. Фоме показалось, что он видит все, даже орбиты электронов и постоянную, между ними, Планка. Его словно подбросило и он медленно и весело озирал все, что проносилось под ним. Люди были смешны, малы, милы, нелепы — хотелось обнять и…
— Да ты первый раз? — удивилась Пипи. — Тогда полетай, полетай!.. — похлопала она его по плечу.