Страсти по Голландии

Лизбета! Что с тобой? Ты жива? Ну, все, вставай, хватит притворяться!

СТАРИЧОК. Не трудись, угольщик Мунк! Все кончено. Это был самый прекрасный цветок в Шварцвальде, но ты сломал его, и он никогда больше не зацветет.

ПЕТЕР (узнает Стеклушку). Так это вы, господин Стеклушка! Ну да что сделано, того уж не воротишь. Но я надеюсь, по крайней мере, что вы не донесете на меня за убийство в суд?..

СТЕКЛУШКА. В суд? Нет, я слишком хорошо знаю твоих приятелей судейских… Кто мог продать свое сердце, тот и совесть продаст не задумавшись. Я сам буду судить тебя!..

ПЕТЕР. Не тебе меня судить, старый скряга! Это ты погубил меня! Да, да, ты, и никто другой! По твоей милости пошел я на поклон к Голландцу Михелю. И теперь ты сам должен держать ответ передо мной, а не я перед тобой!..

СТЕКЛУШКА. Жалкий червяк! Я мог бы на месте испепелить тебя! Но так и быть, ради той, что накормила и напоила меня, дарю тебе еще семь дней жизни. Если за эти дни ты не раскаешься — берегись!..

^{_{Стеклушка исчезает вместе с мертвой Лизбетой.}}

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

^{_{Петер стоит на вершине Елового Бугра во владениях Голландца Михеля.}}

ПЕТЕР. Голландец Михель!

МИХЕЛЬ (появляясь). А, Петер-богач! Здорово, дружище! Что, жену убил? Я бы поступил так же. Зачем не берегла мужнино добро? Ну и ладно, поделом ей! Ну как, хорошо съездил? Повидал белый свет?

ПЕТЕР. Да как вам сказать… Видел я, разумеется, немало, но все это глупости, одна скука… Вообще должен вам сказать, Михель, что относительно сердца вы сдержали свое слово. Но этот камешек, которым вы меня наградили, не такая уж находка. Конечно, он меня избавляет от многих неприятностей: от всех этих слез, вздохов, сожалений. Я никогда не сержусь, не грущу, но зато никогда и не радуюсь. Словно я живу наполовину…

МИХЕЛЬ. Чего ж ты хочешь? Ведь у тебя теперь каменное сердце!

ПЕТЕР. Вот, вот, камень — это камень! А нельзя ли сделать его хоть немножко поживее? А еще лучше — отдайте мне мое прежнее сердце. За свою жизнь я порядком привык к нему, и хоть иной раз оно пошаливало и выкидывало глупости — все же это было веселое, славное сердце.

МИХЕЛЬ. Ну и дурак же ты, Петер Мунк, как я погляжу. Ездил-ездил, а ума не набрался. Ты знаешь, отчего тебе скучно? От безделья. А ты все валишь на сердце. Сердце тут решительно ни при чем. Ты лучше послушай меня: я дам тебе еще сто тысяч гульденов, а ты пусти эти деньги в оборот. Когда каждый гульден будет у тебя превращаться в десять, тебе станет так весело, как никогда. Деньгам даже камень обрадуется.

ПЕТЕР. Мне не нужны деньги, Михель, забери их все, только верни мне мое горячее сердце!

МИХЕЛЬ. Когда ты умрешь, Петер Мунк, оно непременно к тебе вернется. Тогда ты вновь обретешь свое мягкое, отзывчивое сердце и почувствуешь, что тебя ожидает: радость или мука! Но здесь, на земле, оно больше твоим не станет. Бери деньги, и расстанемся друзьями!

^{_{Михель исчезает, оставив Петеру кошелек с деньгами.}}

КАРТИНА ПЯТАЯ

^{_{Трактир «Золотой гульден». Как ни странно, но сегодня в трактире не так много посетителей. Лишь как всегда хозяйка за стойкой да Иезекиил за игорным столом. Входит Петер.}}

ПЕТЕР. Добрый вечер, хозяйка!

ХОЗЯЙКА. А, господин Петер Мунк! Добро пожаловать. Давно вы к нам не заходили.

ПЕТЕР. Был занят неотложными делами.

ХОЗЯЙКА. Понятно. А как здоровье вашей жены? Что-то ее не видно.

ПЕТЕР. Она поехала на несколько дней навестить родственников.

ХОЗЯЙКА. Все ясно. Вернется, передавайте ей от меня привет.

ПЕТЕР. Передам. А что, Иезекиил уже давно здесь?

ХОЗЯЙКА. Давно, господин Петер Мунк, вас дожидается.

ИЕЗЕКИИЛ. Иди сюда, Петер. Твое место свободно. Бросим кости?

ПЕТЕР. Хорошо.

^{_{Петер усаживается за игорный стол. Они делают ставки и по очереди кидают кости.}}

ПЕТЕР. Семь.

ИЕЗЕКИИЛ. Тринадцать. Ставка моя.

ПЕТЕР. Ответь мне на один вопрос, Иезекиил: почему ты всегда выигрываешь?

ИЕЗЕКИИЛ. Каждому свое. Мне чертовски везет в кости, а тебе — в любви.

ПЕТЕР. Скажи, что будет с нами после смерти?

ИЕЗЕКИИЛ. Что за странные вопросы? Тело похоронят, а душа либо вознесется на небо, либо низринется в преисподнюю.

ПЕТЕР. Значит, сердце тоже похоронят?

ИЕЗЕКИИЛ. Конечно. А почему ты об этом спрашиваешь?

ПЕТЕР. Ну, а если у человека больше нет сердца?

ИЕЗЕКИИЛ. Что ты хочешь этим сказать? Ты что, насмехаешься надо мной? По-твоему, у меня нет сердца?

ПЕТЕР. Как же, сердце у тебя есть, и притом твердое, как камень.

ИЕЗЕКИИЛ. Откуда ты это знаешь? Может быть, и твое сердце больше уже не бьется.

ПЕТЕР. Нет, не бьется, во всяком случае, не у меня в груди.

ИЕЗЕКИИЛ. Значит и твое сердце у него?

ПЕТЕР. Да. Но скажи мне, теперь ты знаешь, о чем я говорю, что будет с нашими сердцами?