Небезынтересным в бурной биографии Вагнера является его надменное и порой даже предвзятое отношение к университету, да и вообще к любым авторитетам. В стенах учебного заведения его духу было явно тесно, он уже в юном возрасте демонстрировал решительный отказ от шаблонов и догм. Молодой Вагнер не мог втиснуть свое слишком широкое, рельефное мировоззрение в рамки какой-либо школы, что свидетельствует, прежде всего, о насыщенности его детского и юношеского периодов. К тому времени он уже был готов к самостоятельным поискам, но ключевым моментом явилось верховенство собственного волевого импульса, способность отвергать и презирать все навязываемое силой, в том числе систему ценностей. Кажется неслучайным и знакомство неоперившегося Вагнера с революционерами – ив молодости, и в более зрелые годы в нем неизменно присутствовала тяга ко всему экстраординарному, резонансному, возмущающему общественный покой и сознание успокоенного бюргера. В душе он всегда оставался мятежником, поэтому семья для него должна была играть роль амортизатора, а не дополнительного возбудителя и без того воспаленного мозга. Безотносительно к его творческим достижениям повышенная возбудимость и взрывоопасность его натуры превратились в основные формы влияния не только на творческую элиту, но и на женщин, с которыми пересекался его жизненный путь. Когда музыкант-скороспелка в возрасте двадцати одного года мастерством исполнения добился невероятного внимания к своей персоне и занял место дирижера в Магдебургском театре, его самооценка взлетела до небес, иллюзорностью затмив реальность. Познакомившись после серии успешных выступлений с блиставшей в то время актрисой Минной Планер, он начал долгую осаду девушки. В этом его невероятном упорстве, непрестанном прессинге мужской ураганной силы, непреложном желании и не подлежащем сомнению решении прослеживается главная форма его взаимоотношений с миром. Против такого шквала страстей, к тому же втиснутых в рамки утонченного ухаживания, могла бы устоять разве что мраморная статуя. В Рихарде, по всей видимости, каждая особа прекрасного пола ощущала глубину океана едва маскируемых страстей.
Но, кажется, молодой музыкант перехитрил сам себя, когда после двухлетней осады дождался капитуляции и женился. Он всегда был азартным игроком, и в случае с актрисой Планер просто заигрался: очевидно, ему, как во всем, к чему он приступал, важно было добиться задуманного. Он ошибся лишь в одном: добиться и победить вовсе не обязательно означает переделать. Неуравновешенная и постоянно взвинченная Минна видела в нем лишь преуспевающего дирижера, а в перспективе – создание уютного гнездышка, в котором тепло благополучия способно заменить трепет трогательной и прерывистой, как дыхание, любви. Она, как бывает в большинстве тривиальных браков, искала твердой руки, на которую можно было бы опереться. В обществе, где брак для женщины служил эквивалентом успешности, ей необходим был кто-то, кто мог заботиться, внимательно выслушать, остудить обуревавшие ее эмоции. Но неискушенный Рихард при всей своей пленяющей твердости тоже искал опору, в его тайных бессознательных мечтах супруга, которая была старше его на четыре года, должна была играть роль матери, поддерживающей его творческие искания и направляющей на некие ошеломляющие не только музыкальное сообщество, но всю европейскую сцену подвиги.