– А работу ищешь. Вот она, твоя работа. Устройся в бригаду, а еще лучше – открой ИП, найди напарника или даже одному можно. Зарегистрируйся в «Профи», приложение такое, сервис на все случаи жизни, я сама там, я же клинингом занимаюсь, не одной раздачей живу. У меня между сменами свободные дни, нас несколько женщин, берем заказы, работаем, всем хорошо.
Через день возникла та самая страшно деловая Наталья, оформила на себя доверенность и начала хлопотать, чтобы зарегистрировать Эриха. Это был ее профиль, она обслуживала как бухгалтер полтора десятка предпринимателей, одновременно занимаясь и многими другими делами.
Тот первый вечер перешел в ночь.
Подробности опустим. Эрих хоть и смотрел иногда порнографию, но она где-то там, за экраном, а в жизни он ничего порнографического не любил. Пожалуй, даже стеснялся. Светлана оказалась смелее, это его устроило.
Она приходила каждый вечер. Начали появляться ее вещи. И каждая вещь нарушала порядок. Например, Эрих находил ее расческу-щетку на полке под зеркалом в ванной. Да еще всю забитую вычесанными волосами. Эрих, морщась, выщипывал волосы, бросал пук в унитаз, смывал. А щетку убирал в вертикальный шкафчик, что был рядом с зеркалом. Но щетка опять появлялась на полке. Он опять убирал. Щетка опять появлялось. Пришлось сказать словами:
– Щетку не трудно убирать после себя?
– Ох, извини, – тут же признала вину Светлана. – Я тебе всю жизнь поломала, да?
– Нет, но… Неприятно.
– Прости, прости, все поняла, – говорила Светлана.
И с этого момента несколько раз подряд убирала щетку. А потом опять стала забывать. Эрих привык убирать ее, но уже не упрекал – бесполезно.
Наступил сентябрь, Светлана каждый вечер говорила с сыном. Говорила при Эрихе, показывая сына крупным планом в своем ноутбуке. Вполне обычный мальчик, не очень разговорчивый, но, судя по всему, смышленый.
– Скучаешь по маме? – спрашивала Светлана.
– Ну да, – говорил умный мальчик то, что мама хотела услышать.
– Но тебе хорошо там? – подсказывала Светлана.
– Ничего, – отвечал Никита.
– Бабушку не обижаешь? – тревожилась Светлана.
– Да нет.
И настал вечер, когда умный Никита всхлипнул и сказал:
– Скучно.
– Что скучно? – забеспокоилась Светлана.
Никита оглянулся и тихо сказал:
– С бабушкой скучно. Она разговаривает все время.
– И что?
– Да скучно. Я говорю: хватит уже, а она сердится.
– Про что разговаривает-то?
– Про все. Про грехи. Что все это самое. Погрязли.
– Она хорошего хочет, Никита.
– Да я знаю.
После этого разговора Светлана грустила. Готовила ужин себе и Эриху, сидела за столом и все грустила, молчала.
И Эриху бы тоже промолчать, но не выдержал, спросил:
– Забрать его, что ли, хочешь?
– Да не то чтобы… Мама человек замечательный. Но как начнет свои эти… Я в детстве до истерики доходила. Боюсь, вгонит мальчика в депрессию. Может, правда, взять? Вдвоем поживем с ним на съемной, ничего страшного. А к тебе буду приходить.
– И тут место есть, – сказал Эрих.
Светлана заплакала.
– Чего? – спросил Эрих.
– Ты даже не представляешь, какой ты человек, – сказала Светлана. – Ты уникальный.
И вот уже Никита живет в бывшей гостиной. Появился письменный школьный стол. Появился книжный шкаф. И платяной шкафчик появился, светлого оттенка, как и все остальное, а прежнюю мебель Светлана продала с помощью страшно деловой Натальи. Тут же явились покупатели, заплатили, все вытащили, Светлана отдала было деньги Эриху, но тот не взял:
– Вот еще мелочиться, оставь себе.
И Светлана опять в слезы, опять свое:
– Ты такой человек. Ты необыкновенный человек.
– Да ладно, – стеснялся правды Эрих.
Потом выяснилось, что бывший муж Светланы узнал, что Светлана живет с другим мужчиной, и отказался платить за съемную квартиру.
– Ничего, – сказала Светлана. – Напрягусь, сама буду платить. Обидно, конечно, мы же в ней практически не живем. Но я не хочу, чтобы ты считал, что я к тебе совсем поселилась.
– Ерунда, – сказал Эрих. – Мы и так уже фактически.
Что фактически, он не уточнил.
А очутился Эрих фактически в гражданском браке. И Светлана с Никитой прописались у него. И Эрих устроил все так, чтобы им было удобно. Он устраивал, а Светлана то и дело плакала от благодарности. Конечно, Эриху это нравилось.
Процесс устройства жизни обманчив. Он затягивает. Он увлекает. И только когда жизнь устроена, ты вдруг понимаешь, что устроил ее не так, как хотел.
С социализмом именно это и случилось. Пока его строили – горели энтузиазмом, некогда было опомниться. Построили, опомнились, увидели – не то. И нет чтобы исправить, поправить, – взяли и сломали.
Но личная жизнь сложней любого социализма, она бывает непоправимой. Особенно когда ты строишь ее не только для себя. Выясняется, что основной стройматериал – ты сам. Другим прибыло, от тебя убыло. Не сразу дошло это до Эриха, а когда дошло, он чувствовал себя так, будто был в гипнозе, а теперь очнулся.