Но Эриху, человеку доброму и мягкому, было всегда трудно избавляться от людей. То есть от друзей и близких. Поэтому у него и не было друзей и близких. А тут практически жена, хоть и недавно. И нет явных поводов для расставания. Эрих, когда пришел в себя и все понял, не спешил, ждал подсказки. Когда решение принято, терпеть легче. Считай, что сделал, только отложил. Но миновал день, другой, пролетела неделя, другая, подсказки не было. Светлана уходила рано, приходила поздно, готовила еду, говорила с Никитой, с Эрихом, и все, уже пора спать. Ничем больше они не занимались, оба слишком уставали. Да и потерял Эрих интерес. С того момента, как очнулся, так и потерял. Потому что с чужими женщинами этим не занимаются.
И тут произошло неожиданное. Вечером явился бывший муж Светланы. Его звали Виктор. Эрих пришел с работы, а они сидят на кухне и ужинают. Будто они тут семья, а Эрих гость. Светлана тут же встала, что-то сказала вроде: извини, все так неожиданно, есть будешь?
Есть Эрих не стал, он не мог сидеть с ними за одним столом. Виктор поднялся и протянул руку. А Эрих был в маске. Обычно снимал, когда приходил, но сейчас не стал снимать. Рука Виктора осталась не пожатой. Он опустил ее, сказал:
– Бережемся? Понимаю.
Он был обычный мужчина, ничего особенного, только все время улыбался. А что еще делать виноватому человеку? Только улыбаться. У нас так заведено: мы своей вины не стыдимся, мы ее прячем улыбкой. А то и смеяться начинаем.
Эрих стоял в двери кухни и ждал, что скажут. Начала Светлана:
– Эрих, ты не представляешь, какое тебе спасибо за все. Ты нас с Никитой просто спас. А Виктор, он твой пример увидел, и он задумался, да, Витя?
– Я сам за себя скажу, – сказал Виктор. – Пример, конечно, да, но дело не в этом. Просто наладилось все. Раньше я не мог семье нормально все устроить, от этого психовал. Выпивал даже, а теперь в сухой завязке. Потому что есть возможности. Другие возможности – по-другому на все смотришь, правильно? Никто зла себе нарочно не хочет. Попал в неправильную струю – и сам стал неправильный. Попал куда надо, и все пошло как надо. Да, Никит?
Никита не ожидал вопроса. Он сидел, согнувшись над тарелкой, и ковырял там что-то вилкой. Сказал:
– А чего я-то?
– Просто спрашиваю, – сказал Виктор. – Как отец сына. Имею право?
Светлана скомканно улыбалась, глядя то на Виктора, то на Никиту, то на Эриха. На Эриха смотрела так, будто приглашала полюбоваться беседой отца и сына. Дополнительная мерзость и гадость по отношению к Эриху, но она этого не понимала.
– Имеешь, конечно, – ответила она Виктору за Никиту.
– Вот я и спрашиваю. Никита, так или нет?
– Так, – промямлил Никита.
– Молодец. Теперь конкретно, Эрих. Ты у подъезда грузовичок видел?
– Нет.
– Как нет? Он же там стоит.
– Не обратил внимания.
– Это мой грузовичок. Я на нем работал сперва как наемник, теперь в лизинг его взял. Трудно, конечно, но никто не обещал, что будет легко.
– Эрих, все как-то быстро, – объяснила Светлана, – но мы съезжаем. Из мебели возьму что позволишь. На диван-кровать не претендую, не волнуйся, на телевизор тоже, хотя я в него своих денег добавляла, если помнишь, но ладно, а Никиткин стол, шкафчик – это возьмем, если можно, они школьные, тебе все равно незачем. Можно?
Эрих спокойно сделал три шага, выдвинул ящик, достал оттуда большой нож для разделки мяса, повернулся. Нож держал без угрозы, на уровне живота, как для самообороны. Но Светлана испугалась.
– Эрих, не надо, не волнуйся. Я говорила тебе, – сказала она Виктору, – что он странный. Так иногда посмотрит, что страшно становится. Я его давно боюсь. Мне кажется, он больной.
Она говорила с Виктором, как с глубоко родным человеком, связь с которым не прерывалась. А об Эрихе отзывалась как о дальнем и чужом, с которым будто и не было никакой связи. Да еще больным его считает. Это новости. Ни разу ничем не показала своего настоящего отношения. Кстати, если он больной, зачем она его дразнит? Но так странно устроены женщины: опасаясь чего-то от мужчины, они все сделают, чтобы это что-то случилось.
Эрих не больной, хотя представил, как здесь корчатся три окровавленных тела, пытаются подняться, но не могут, скользят в собственной крови. Но в чем отличие больного от здорового? Здоровый что-то сначала представляет, а потом или делает, или нет, а больной сразу делает. Эрих ничего не сделал, только представил. Значит, не больной.
– Короче, так, – сказал Эрих. – Кроме личных вещей, ты ничего не возьмешь. Ты тоже, – сказал он и Никитке без скидки на детство, как взрослому. – Засекаю десять минут, и чтобы вас тут не было.
– Ну, ты как-то… – начал было Виктор проявлять мужское мужество, делая вид, что не боится ножа, хотя не спускал с него трусливых глаз, но Эрих не дал ему договорить и этим проявил благородство, предоставил возможность и подчиниться, и не потерять при этом лицо.
– Не надо разговоров, не беси психа. А то начну тут сейчас болеть. Не знал, правда, что больной, спасибо, Света, что разглядела. Пойду лечиться теперь. И вы полечитесь. От хитрости и бесстыдства.