Страж порядка

Эрих и впрямь почувствовал себя тут чуть ли не родственником, членом семьи. Его приняли, с ним начали делиться, давали просрочку. Просрочка – то, у чего кончился срок годности и что нужно утилизировать или отправить производителю. Если на несколько дней просрочено, то продукт и впрямь не годный. Но если только вчера или сегодня кончился срок, он еще вполне нормальный, можно употребить. И все употребляли, и никто не отравился. Особенно если консервы. Консервы сохраняются намного дольше срока годности. Если там соль или сахар, им ничего не сделается – соль и сахар сберегают. Естественные консерванты. Просроченного набиралось так много, что и после раздачи своим накапливалась раз в два-три дня полная тележка. Эриху поручили вывозить ее к контейнеру за магазин. Он вывозил всегда в одно и то же время, в девять тридцать вечера, перед закрытием магазина. Было уже темно, в темноте лучше везти продукты на выброс, днем слишком заметно, люди из окрестных домов увидят и скажут что-то нехорошее. Или подумают.

Но некоторые собирались у контейнера специально. Они знали время вывоза. Это были и бедные, и нищие, и бомжи. Они отличаются. Бедные одеты чисто, иногда даже хорошо, просто у них мало денег. Нищие одеты похуже, денег у них нет совсем. С бомжами ясно – грязные, пьяные, грубые. Сначала Эрих поднимал тележку (он был довольно сильный мужчина) и вываливал ее в контейнер, и быстро уходил, чтобы не видеть и не слышать, как они там ссорятся и толкаются, залезая в контейнер с головами. Он мог бы оставить тележку, чтобы им было проще. Но тележку могли украсть. А стоять и ждать, пока разберут, Эрих стеснялся.

Однажды Эрих, уходя, услышал особо громкий крик, особо грубую ругань, обернулся. Он увидел бомжа, похожего на того, кто спал на остановке. Может, тот бомж и был. В руке у него была палка-трость с ручкой, бомж размахивал ею и кричал, чтобы не подходили. Он хотел первый порыться в выброшенных продуктах. Его ругали, но не подходили, боялись. Эрих направился к нему. Он был в форме, он был при службе, бомж хоть и заругался, и замахнулся палкой, но отступил на шаг, другой. Эрих вырвал у него палку, сказал:

– Иди отсюда.

– Сам иди, – возразил бомж.

И еще что-то сказал. Матом.

Эрих ударил его палкой по плечу. Не сильно. Но бомж схватился за плечо и так взвыл, будто его смертельно ранили.

– Сука, – кричал он. – Фашист. Убью падлу.

И нагнулся, чтобы поднять что-то и кинуть. Эрих опять ударил его.

– Правильно, – крикнул кто-то.

Эрих ударил его на этот раз по голове. На голове у бомжа была черная круглая шапочка, так что удар ощутимый, но не смертельный. Бомж схватился за голову и побежал. Эрих погнался за ним. Бомж свернул за какое-то строение, какую-то пристройку к зданию, там Эрих его настиг и еще несколько раз ударил. Бомж забился в угол, присел, весь скукожился, выставил локти вперед. Опытный, знает, что делать, когда бьют. Эрих бил и бил его, понимая, что не причиняет большого ущерба – палка слишком легкая. Она сломалась, Эрих поднял ногу, прицелился и ударил бомжа каблуком по рукам.

– Э, ногами-то зачем? – Бомж убрал руки и смотрел с удивлением. Будто Эрих нарушил общепринятые правила игры.

– Чтобы я тебя больше тут не видел, – сказал Эрих.

– И ладно, и все, хватит. Не увидишь, – сказал бомж.

Медленно поднялся, опасаясь Эриха, отошел, крикнул:

– В следующий раз убью тебя, дурака.

– Иди, иди.

Больше этот бомж не появлялся. А Эрих решил все-таки контролировать процесс. Он теперь не вываливал тележку. Он говорил ждущим:

– Встали в очередь.

Все вставали. Если спорили, Эрих сам их ставил. И разрешал подходить. Он рассчитывал так, чтобы досталось всем. Когда людей было слишком много, останавливал слишком жадных:

– Хватит, следующий.

Так шли спокойно дни Эриха. О Светлане он вспоминал редко. И это даже хорошо, потому что вспоминал со злостью, от этого портилось настроение. Реже вспоминаешь – лучше настроение.

Однажды зазвонил телефон. Высветилось: «Отец».

Отец звонил редко и почти всегда выпивший. Жаловался на здоровье, говорил, что они теперь остались только вдвоем. Надо бы увидеться.

– Заходи, – приглашал Эрих.

– Сам бы зашел.

– Мне некогда.

– Совсем бросил отца.

– Как и ты меня. Что еще скажешь?

– Пора бы все забыть, сынок.

– Нечего забывать.

– И то правда. Ну, будь здоров.

– И тебе не хворать.

И вот позвонил отец. Но тут же выяснилось, что это не отец, а только его телефон. Незнакомый голос сказал:

– Здравствуйте, вам звонят с этого телефона, потому что вы тут в списке значитесь, Юрий, правильно?

– Допустим.

– Вы тут несколько раз в последних звонках, вы кто?

Эрих подумал, что это жулики украли телефон и хотят провернуть какую-то махинацию.

Спросил:

– А вы кто?

– Мы из полиции. Можем сами выяснить, но для простоты и оперативности скажите, вы кто?

Эрих поверил, что из полиции. В голосе не было хитрости и заинтересованности, как было бы у жулика, голос был нетерпеливый и равнодушный. Такова наша полиция и есть: нетерпеливая и равнодушная. Им и надо делать дело, и хочется поскорее отделаться.

– Я сын, – сказал Эрих.