Читаем Страж порядка полностью

На двух окнах еще не было отливов, Эрих ждал, когда Слава начнет прилаживать их. Сам он занимался только штукатуркой, а потом клал плитку в ванной. Это аккуратная и кропотливая работа, Эрик увлекся. Она хороша еще тем, что быстро виден результат. Вот ты проложил ряд плитки, его сразу видно. Проложил второй, еще виднее. Проложил третий, четвертый, половина стены готова. Проложил до потолка – вся стена стала красивой. Прямоугольники плитки образуют четкий правильный узор, идеальную геометрию. И швы меж плитками абсолютно одинаковые. И затерто так, что полоски швов одинаковой толщины, и нигде не смазаны. Закончив, Эрих сел на табуреточку и долго смотрел, любовался. Но вошел Слава и все испортил, сказал:

– Выйди, мне похезать надо.

Эриха покоробило незнакомое дурацкое слово. Захотелось сказать Славе что-нибудь грубое, но он опять стерпел. Он копил, он готовился.

Но однажды шел мимо окон, где не было отливов, и увидел, что отливы есть.

– Это кто сделал? – спросил Эрих.

– Да я только что. А что? – спросил Слава.

– Быстро ты.

– Я все быстро делаю, – похвастал Слава. – Кроме с девушками.

Это было правдой, работал Слава быстро, ловко и качественно. Не хуже Степаныча, а то и лучше.

Сколько раз видел Эрих в воображении, как он выталкивает Славу из окна, как смотрит вниз, как потом объясняет: «Говорил я ему: не высовывайся без страховки. Что вы хотите, молодежь».

И казался себе в воображении намного старше, чем был на самом деле. Умудренным стариком вроде Степаныча. Кто подумает на старика? Никто.

Но вспомнился полицейский, который спрашивал, не было ли драки со Степанычем. Если он опять приедет, может сказать:

– Две смерти подряд на одном объекте. Очень странно. Проедем-ка в отдел, гражданин Марков.

И в отделе начнут допрашивать, а то и пытать. Эрих увидел себя, связанного, окровавленного. Его бьют и кричат:

– За что ты его убил? Признавайся.

Выдержит ли он боль?

Этот вопрос всерьез заинтересовал Эриха. Ему в жизни никогда не было по-настоящему больно. Он всегда был осторожным, даже в детстве редко падал и ушибался. Других детей сторонился, в их возню не влезал, а если на него кто-то наскакивал, Эрих выставлял руки и кричал: «Не подходи». Болели несколько раз зубы, но терпимо. Эрих следил за ними, подолгу чистил и регулярно проверялся у дантиста. Легче провериться, чем лечить. Да и дешевле. Пару раз болел желудок, не очень сильно. Иногда побаливает голова, проходит от обычной таблетки анальгина. Что еще? Все, другой боли Эрих не помнил.

Он решил попробовать. Дома взял из инструментального ящика плоскогубцы, молоток и шило. Боль бывает от удара, от укола или резания, от сдавления, это и надо испытать. Эрих расстелил на столе бумажное полотенце в несколько слоев, чтобы не запачкать стол, если будет кровь. Взял молоток, положил левую руку, правой рукой ударил сначала по запястью. Больно, но терпимо. Ударил по пальцу. Больнее, но тоже терпимо. После этого Эрих взял шило, протер его одеколоном, уколол руку до крови. Смотрел, как выступает капля крови, как она набухает, как кровь соскальзывает ручейком. Боль оказалась не очень сильной, даже немного приятной. Недаром Эрих никогда не боялся медицинских уколов. А когда приходилось сдавать для анализов кровь, спокойно смотрел, как ему протыкали вену и как в шприц поступала приятно густая красная жизненная жидкость. Эрих еще два раза уколол себя шилом. Потом протер руку и заклеил места уколов пластырем. Взял плоскогубцы, сдавливал пальцы. Ощущения странные. Сначала больно, потом еще больнее, но вдруг наступает момент, когда так больно, что хочется, чтобы было еще больнее. Эрих сдавил настолько сильно, что вскрикнул. Палец после этого несколько дней ныл, на нем видны были полоски-рубцы от ребристого обхвата плоскогубцев, эти полоски были красные, а потом посинели.

Есть еще боль от ожога огнем или кипятком. Надо и это попробовать. Эрих зажег газовую горелку, поднес ладонь. И понял – вот самая сильная боль. Больно то, что непоправимо. Места уколов, ударов и сдавливания перестали болеть, одни раньше, другие позже, а место ожога оставило след, уродливое плоское и гладкое место мясного цвета, оно зудело и болело две недели. Кипяток Эрих решил не пробовать. Он понял главное – если будут пытать огнем или кипятком, он не выдержит. Кончающаяся пытка – не пытка, настоящая пытка та, которая не кончается после того, как ее прекратили.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги