Стражи миров

Он сидел в трапезной, один за большим семейным столом, и смотрел на свои тяжёлые, оплетённые набухшими венами руки. Пустота, поселившаяся в сердце вместе с гибелью Шеллас, а потом и смертью второй жены, теперь поглотила Великого Мага Крейс целиком. Он понимал, что нужно немедленно что-то делать, отправляться в погоню, возвращать Источник… если не ради себя, то ради сыновей и Ариса, но глубокая апатия, живущая в нём давным-давно, сковывала мысли.

***

Запрет на применение магии так глубоко засел в голове у Чары, не позволяя ей порой вовремя воспользоваться своими способностями, что сейчас она радовалась, словно несмышлёный ребёнок, играя с Водой, Землей, Воздухом, Огнём, словами защиты и нападения. Здесь, в стороне от дорог, на краю заросшего поля, где они отпустили противных горланов отдыхать и кормиться, её никто, кроме Огги, услышать не мог. Подсознательно она ощущала свою силу, как тяжелеющую с каждым днём ношу.

«Ты можешь больше, — шептал внутренний голос. — Ты можешь всё». Но Чара отмахивалась, не желая принять могущество ТанеРаас.

Огастос тоже посмеивался над азартом Чары. Посмеивался, изо всех сил стараясь задавить завистливые мыслишки, нет-нет да и выползающие из тёмных уголков его души.

Временами милая и наивная, девушка умела быть непреклонной и упрямой. И тогда она начинала раздражать его. Огастос знал, что Чара отнюдь не бесстрашная. Он не раз слышал, как она тихонько плачет по ночам о чём-то своём. Но взывать к осторожности иногда было просто бесполезно.

И он тоже испытывал облегчение сейчас, погожим осенним днём, вдали от тех опасностей, которые грозили им, и тех, которые подсовывало его богатое на этот счёт воображение.

— Почему вы приручили этих ужасных птиц? Почему не помирились с Крылатыми конями? — спросила Чара, присаживаясь рядом.

Горланов не было видно, но они перекликались где-то вдали каркающими, хриплыми голосами.

— Тебе бы спросить об этом моего старшего братца, Валиса. Он многое знает о прошлых днях, копается в книгах и свитках, словно одержимый. А я как-то не задумывался об этом. А ты что, думаешь, Крылатые могли бы вернуться? — Огастос с интересом посмотрел на свою хрупкую спутницу.

— Не то чтобы вернуться… Но ведь их никто не просил? По той истории времен, что я слышала, выходит, что Крылатые кони соблюдали некий договор с Великими Домами. Конечно, проще заставить глупого горлана служить, чем гордого коня, но разница, поверь мне, просто огромна…

На тихом костре весело булькало варево в медном котелке. Огастос уже перестал удивляться неожиданным умениям спутницы, таким, как готовить пищу, например. Никакой магии здесь не было, но самая простая еда у неё получалась по-настоящему вкусной. Сейчас они ждали, пока сварится жирный по осени норный зверёк Тхе. Чара ловко, что тоже изумило Огастоса, подбила этого зверька неизвестно откуда взявшимся метательным ножом странной формы. И сама же, не поморщившись, освежевала, даже не особо испачкавшись при этом.

— Кто научил тебя готовить? — поинтересовался Огастос, теребя в зубах сухую травинку.

Девушка нахмурилась, светлые брови забавно сошлись над переносицей.

— Никто. Сама.

Вопрос явно не вызвал у неё тёплых воспоминаний, и он перевёл разговор в другое русло. За два дня пути они много говорили об Арисе, о его отце, сёстрах и братьях, но мало — о её мире, и совсем не касались Стражей. Это упущение и решил исправить Огги, когда Чара резко вскочила и на него дохнуло обжигающей мощью её слова — она звала горланов…

— Бежим! — подхватывая свой мешок, крикнула девушка и метнулась в ту сторону, откуда недавно доносились птичьи крики.

Но они не успели. Из рощи на краю поля бодрым галопом один за другим выскакивали всадники. Горланы только появились над противоположным краем поля, когда Огастоса и Чару уже окружила группа мужчин, чей вид не сулил путникам ничего хорошего. Огастос догадывался, кто это. Баросса — бандиты. Отщепенцы всех мастей. Грабители и убийцы. Чара прижалась спиной к спине Огастоса. Ему в поясницу немедленно впился жёстким напоминанием край скорлупы Источника. Как будто он мог забыть о нём! Крепкие лошади топотали вокруг них, всадники с заросшими лицами, с волосами, перехваченными через лоб широкими красными повязками, молчали. До тех пор, пока не подъехал ещё один. Ему дали дорогу, и он остановился напротив путников.

— Что есть ценного? — наклонился он с седла к Огастосу. — Кроме девки?

Спина Чары напряглась. За пылью, поднятой копытами лошадей, кто-то умело усмирил вернувшихся горланов… прежде чем перерезать им глотки. Баросса не летали.

Огастос вынул из-за пазухи кожаный мешочек с остатками монет. Черноволосый всадник наклонился и выхватил его. Лошадка всхрапнула и встала на дыбы. Последнее, что запомнил Огги — грязное копыто, медленно, словно в дурном сне, приближающееся к его лбу…