Стражи времени

Месяц назад Амир Явлоев и Николай Иванович Коняев виделись на нейтральной территории. И тот, и другой неплохо стреляли, регулярно посещали ведомственный тир. После тренировок шли в небольшое кафе, где умеренно выпивали и закусывали. Сам Николай Коняев, давно утративший интерес к стрельбе, посещал тир только из-за возможности видеться с Явлоевым. Тот, будучи заядлым охотником, стрелял метко, тренировался много и азартно. Начальство МГБ поощряло подобные увлечения своих сотрудников, справедливо полагая, что занятия спортом ведут к повышению уровня боевой подготовки чекистов. После тренировок, Коняев за столом кафе, угощая начальника режима спецобъекта, узнавал последние новости из хозяйства Дадуа. Амир охотно делился информацией, рассчитывая в будущем на помощь Коняева, а в настоящем утешаясь тем, что Николай Иванович всегда оплачивал обильные трапезы Явлоева.

Однажды, за разговором, Явлоев поведал, что он, Амир, коротко сошёлся с одним лейтенантом из команды Дадуа. Лейтенант выражал своё недовольство Вахтангом. Дескать, другим офицерам охраны, и Зубареву, и Бородину Вахтанг помог получить отдельные квартиры в новом, только, что построенном доме. А, он, Василий Мигун, фронтовик, бывший партизан до сих пор бедует в коммуналке. Сразу после окончания войны Зубареву и Бородину на погоны упало по звёздочке, а он, Мигун, лишь недавно получил старлея. Зубареву и Бородину Вахтанг доверяет помогать научникам в проведении опытов. А его, Мигуна, использует только, как шофёра и грузчика лабораторного оборудования.

После этого разговора Коняев навёл в кадрах справки о сварливом лейтенанте Мигуне. Парень, конечно, сильно привирал, очередное звание ему присвоили точно в срок, в очередь на получение отдельного жилья его тоже поставили. Плюс ко всему, Василию Мигуну регулярно выделялись санаторно-курортные путёвки к морю. Так, что жаловаться лейтенанту было не на что. Но, тем не менее, характер Мигуна вздорный, злобный и сволочной был определён полковником практически сразу. Он решил заняться разработкой парня всерьёз, так, как умел только он, Коняев. Закончив работу, полковник выяснил, на каких струнах души Мигуна можно сыграть нужную ему, Коняеву, мелодию. А, выяснив, позвонил Явлоеву и попросил того позвать Мигуна на тренировку в тир.

В назначенный час все трое встретились в ведомственном тире. После тренировки, на которой лейтенант проявил себя отменным стрелком, Коняев за его спиной сделал Явлоеву знак, оставить их наедине. Начальник режима, хлопнув себя ладонью по лбу, вспомнил об архи срочных служебных делах и спешно откланялся.

Коняев и Мигун остались стоять у машины полковника, наблюдая, как Амир Явлоев, усевшись в служебный «форд», выезжает с территории тира МГБ.

— Ну что, Василий, не желаешь поужинать? — любезно предложил Коняев, открывая дверцу своего авто.

— Поужинать, это можно! — с воодушевлением согласился Мигун, забираясь в уютное кожаное нутро полковничьего автомобиля.

* * *

Нужно сказать, что служба в МГБ Василию Мигуну, в общем-то, нравилась. Нравилась тем, что не пришлось идти на фронт, не пришлось, работая до седьмого пота восстанавливать из руин народное хозяйство, сильно подорванное войной, нравилась ещё и тем, что, попав в гебисты, он, вчерашний уголовник и убийца, внезапно обрёл власть над другими, обычными и не совсем обычными людьми. Учась на курсах подготовки младшего офицерского состава войск МГБ, Василию иногда приходилось выезжать на аресты и обыски очень известных и влиятельных людей. Правда, при появлении Мигуна и компании уверенность и респектабельность потенциальных арестантов куда-то исчезали. Вместо них появлялись страх и растерянность. Люди заискивали перед своими конвоирами, просили несколько минут, чтобы успеть собраться, попрощаться с домочадцами, сказать им на прощание какие-то важные слова. Иногда, Мигун шёл на уговоры, позволял попрощаться, милостиво разрешал взять с собой в тюрьму тёплый свитер или лишнюю пачку папирос. Иногда же, наслаждаясь своей властью, был неумолим. Не позволил родителям подойти и поцеловать сына, которого они вряд ли уже дождутся из лагерей, сурово отметая робкие попытки матери парня вступить с ним, представителем власти, в какой бы, то ни было разговор. Несколько раз Василию пришлось проводить обыски в квартирах арестованных им людей. Вытряхивая на пол содержимое ящиков письменных столов и комодов, грубо опорожняя платяные и книжные шкафы, Мигун чувствовал себя на верху блаженства. Плач и просьбы обращаться с имуществом поаккуратнее, только раззадоривали Василия. Он вспоминал в эти моменты свою прошлую, разбойничью жизнь и с удовольствием находил в этих двух ипостасях много общего.