Стрела Гильгамеша

Харешим прошел через город, заваленный трупами, город, ставший прибежищем диких собак и хохочущих гиен.

Он прошел город насквозь, от Речных ворот до Западных.

Там, на поле перед воротами, скифы раскинули свой временный лагерь. Они расставили шатры, расстелили на земле ковры и драгоценные ткани из Зиккурата, сидели на них в сапогах и пили огромными чашами прекрасное урское вино, которое нашли в храмовых кладовых.

Вокруг разносились хриплые крики и грубый смех варваров.

Приникнув к земле, Харешим пополз между камней, приглядываясь к пирующим и даже принюхиваясь к запахам, доносящимся от их костров.

Вокруг пахло конским потом и кровью, дымом и полусырым мясом. Пахло травами далеких северных степей и степными пожарами. Пахло смертью.

И вдруг среди этих диких и варварских запахов жрец уловил едва ощутимый аромат храмовых благовоний, аромат драгоценного масла, которым заправляли светильники Зиккурата. Он уловил запах священного артефакта, запах Стрелы Гильгамеша.

Харешим пополз на этот запах, скользя среди камней, прижимаясь к земле, как змея.

Один из скифов встал и отошел от костра, чтобы справить малую нужду. Он едва не наступил на Харешима и уставился на него красными от пьянства глазами.

Харешим встретил его взгляд взглядом своих узких змеиных глаз.

Скиф моргнул и пробормотал:

— Змея!..

Поднял камень, бросил его в Харешима и промахнулся. Лениво выругался и вернулся к своим сотрапезникам, повторив:

— Здесь много змей… И люди здесь ядовиты и лживы, как змеи! Проклятая земля! Скорее бы вернуться в родные степи…

Харешим немного выждал и пополз дальше, откуда звал его запах священного артефакта.

Он приблизился к очередному костру — и запах стал явственней, стал таким сильным, что Харешим понял — он достиг своей цели.

Возле этого костра два бородатых варвара играли в кости.

— Ты снова проиграл! — проговорил один из них, забирая у приятеля кошель с золотыми монетами.

— Давай сыграем еще раз! — взмолился тот. — Позволь мне отыграться!

— Тебе больше нечего поставить, ты уже продул всю сегодняшнюю добычу!

— У меня есть еще вот это! — Скиф вытащил из складок своего плаща золотой наконечник, два сложенных вместе лепестка.

Харешим задрожал от гнева. Дикие варвары играют на священную реликвию, на Стрелу Гильгамеша!

Первый скиф принял золотой наконечник, взвесил его на руке и кивнул:

— Ладно, сойдет! Принимаю ставку!

Он взял костяной стаканчик, положил в него игральные кости, встряхнул и бросил на землю.

— Четыре… — проговорил разочарованно.

— Что ж, надеюсь, мне повезет больше…

Но у него выпало только три.

— Ну вот и все, ты снова проиграл! — Победитель забрал выигрыш. — Больше я играть не буду. А тебе и не на что.

Проигравший выругался, поднялся и побрел прочь, к шатру, где сговорчивые моавитянки обслуживали варваров за несколько монет.

Харешим дождался, пока проигравший скроется с глаз. Победитель прилег подремать, и жрец бесшумно, как змея, подполз к нему и набросил на шею тонкий шнурок, сплетенный из бычьих жил.

Скиф забился, зарычал, как раненый зверь, но Харешим стягивал шнурок все сильнее.

Наконец тело дернулось последний раз и затихло.

Жрец обшарил одежду мертвеца и вскоре нашел то, что искал, — золотой наконечник копья, похожий на два сложенных вместе узких древесных листа.

Он спрятал святыню в кожаном кошельке с завязками, а кошелек — в складках своего запыленного плаща и снова пополз, чтобы как можно скорее покинуть лагерь варваров.

Один раз на него едва не наткнулся обходивший лагерь часовой, но Харешим вжался в землю, как змея, и скиф прошел мимо.

Только за пределами лагеря жрец решился подняться на ноги и быстрым шагом зашагал прочь, чтобы до рассвета уйти как можно дальше от разграбленного и разрушенного города.