Стрижи

Мы с мамой попросили таксиста высадить нас чуть подальше, потому что не имели ни малейшего желания смешиваться у входа с родственниками невесты, с целой толпой расфуфыренных по этому случаю арагонцев (как мы потом узнали, многие из них жаловались, что свадьбу не сыграли в Сарагосе). Со стороны жениха присутствовали только мы двое: мама в фиолетовом платье с сумкой в тон и я.

– Что бы сказал на это папа?

Когда мы выходили из дому, вид у нас был такой, будто мы шли на похороны. Мама пожаловалась, что всю ночь не могла сомкнуть глаз, терзаясь этим вопросом. Она с трудом скрывала свое настроение, хотя и твердила, что «ради сына мать должна сделать все что угодно». Кажется, я тоже давал ей немалый повод для тревоги, так как не переставал язвить с того самого дня, как узнал об ожидавшем нас счастливом событии, поскольку раньше ни о чем таком даже не догадывался. Накануне венчания мама вдруг испугалась, что я откажусь идти на церемонию, о чем я действительно подумывал, и ей придется одной ехать в церковь Сан Хосе, а потом и на свадебный обед. Чтобы успокоить ее, я сказал примерно следующее:

– Не переживай. Весь этот театр меня нисколько не волнует. Мы поедем вместе, только пусть наш святоша не надеется, что я нацеплю галстук.

От каких-то родственников Марии Элены мы узнали, что Рауль нас ищет. А мы уже сидели на краю скамьи, не близко и не далеко от алтаря, среди незнакомых нам людей. И тут в центральном проходе появился Рауль – с озабоченным лицом, в сером костюме, подчеркивающем его тучность. Он озирался по сторонам, потом увидел нас и знаками велел пересесть в первый ряд к родителям невесты. Мы согласно кивнули: мол, да, сейчас пересядем, но с места не двинулись – из уважения к памяти отца, который враждебно относился к любым религиозным церемониям.

Мама не видела ничего плохого в том, что один из ее сыновей женится в столь юном возрасте: «Каждый сам выбирает себе судьбу». Этот потрясающий философский мыльный пузырь был бы достоин моей тетради, если бы я не считал его величайшей ложью. Мне, честно говоря, судьба брата была по барабану, если бы не одна деталь: начав встречаться с этой девушкой, такой же толстой, как и он, Рауль стал ревностным католиком. Вот в чем беда. Больше всего нас с мамой выводили из себя его нескончаемые проповеди, когда он окроплял нас своим назойливым восторгом, словно кто-то возложил на него миссию спасти близких от заблуждений и обратить в католическую веру. И это, как мы полагали, шло от невесты – она была первой его девушкой, и ей предстояло стать его единственной супругой – на всю жизнь, пока смерть их не разлучит. Мария Элена не сомневалась в существовании Бога, в Его необходимости и в том, что не может быть другой морали, кроме основанной в первую очередь на служении Богу.

Моему брату, этому дурачку, в день свадьбы было двадцать два года. Ей – на три года больше. В тот день он слепо слушался священника: иди туда – и он шел туда. Иди сюда – и он шел сюда. А потом принял причастие и стоял, молитвенно сложив руки на груди, при этом из-под жилета у него выпирал толстый живот. Интересно, закроет он или нет глаза, чтобы лучше проникнуться мистическим экстазом? Но проверить этого мы не могли – Рауль повернулся к нам спиной. Он проглотил гостию, а я подумал: «Вот сейчас из-за колонны выйдет наш папа и даст тебе подзатыльник». Но папа не вышел, а Рауль, сделавшись отныне святым, да еще и пожизненным мужем, снова сел на стул перед алтарем – рядом со своей белой невестой.

Я шепнул маме:

– А все из-за того, что вы нас крестили.

Она приблизила губы к моему уху:

– Да, а еще из-за того, что каждое Рождество мы ставили в коридоре на комоде белен.

Мы посмотрели друг на друга – сперва серьезно, испытующе, потом с улыбкой, и оба едва-едва удержались, чтобы не расхохотаться – прямо во время церемонии венчания.

29.

До свадьбы я только один раз видел девушку, которой предстояло в самом скором времени, всего через несколько месяцев, стать моей невесткой, и, судя по всему, навсегда. «И прахом станут – прахом, но влюбленным»[30]. И самому Господу не удастся разлучить их, даже вздумай Он пустить в ход свою секиру.

Мама сказала мне спокойно, как сообщают самые обычные вещи:

– Рауль женится.

Я решил, что она шутит, и тем не менее, будучи человеком любопытным, спросил, на ком же он женится.

– На девушке, с которой познакомил нас в начале года.

Мне пришлось слегка напрячь память. Я даже имени ее не запомнил.

– На той толстой, что ли?

Мама кивнула, изобразив на лице притворное негодование.

Ни мама, ни я долго не слышали, чтобы Рауль ухаживал за какой-нибудь девушкой. Мама, понизив голос, призналась, что было время, когда у нее даже зародилось подозрение: а вдруг наш Раулито – «с другой стороны улицы», но она готова была принять и это, потому что сын есть сын, что бы ни нарисовалось. Я же в ответ посоветовал ей называть его Раулем, а не Раулито, иначе он опять взбеленится.