Стрижи

Сегодня днем я листал очередную книгу, сидя в парке на скамейке. Иногда я позволяю себе такую игру: с закрытыми глазами достаю с полки какой-нибудь том и не глядя сую в сумку. Потом, уже на улице, пытаюсь на ощупь определить, что именно взял. И почти никогда не угадываю, но удовольствие от игры меньше не становится. Дойдя до цели прогулки, внимательно осматриваюсь, прежде чем положить книгу в каком-нибудь людном месте, – таким образом я уже заметно уменьшил свою библиотеку. Хотя и сохранилось еще немало. Книги покорно ждут часа, когда им придется сменить владельца. Та же судьба назначена и остальному моему имуществу. В этом пункте я согласен со стихотворением Антонио Мачадо, которое когда-то выучил наизусть. Речь там идет о корабле, безвозвратно уходящем в море, и герой садится на него без вещей и почти нагой, уподобившись детям моря[46].

Я до сих пор еще жив и на здоровье не жалуюсь – хотя как раз сейчас легко смирился бы с любой болезнью.

Итак, я сидел в парке, рядом со мной лежала уставшая от безумной беготни Пепа, она тяжело дышала, а я читал книгу, которая к этому часу уже, скорее всего, попала в другие руки и оказалась в другом доме. Кроме того, я, не теряя времени даром, крутил педали установленного перед скамейкой тренажера. Вдруг собака, словно ее ударило током, вытянула шею, насторожила уши, вскочила на ноги, принялась крутить хвостом и коротко заскулила. Я догадался, что она почувствовала приближение своего приятеля – черного пса. Но не сразу заметил толстую и неуклюжую фигуру моего тезки – хотя вот и он собственной персоной семенит впереди своей хозяйки. Кажется, они всегда заходят в парк со стороны улицы Мануэля Бесерры. На ней… Неужели белая перчатка? Нет, когда Агеда подходит ближе, я вижу, что рука у нее забинтована.

Я спрашиваю, она объясняет. В минувшую пятницу Национальная полиция почему-то решила перекрыть одну из улиц в ее районе. Агеда присоединилась к группе граждан, которые хотели помешать выселению семьи с двумя маленькими детьми. Это была уже вторая попытка силой выкинуть их из квартиры. Первую общими силами удалось отбить. Члены «Платформы помощи пострадавшим от ипотеки» тоже прибыли на место. Кто-то кричал на полицейских: «Тараканы, наемники!» Несколько полицейских под защитой своих товарищей уже вытаскивали на улицу жалкие пожитки. Мать, держа на руках девочку, стояла на тротуаре и отвечала на вопросы журналистов, а у нее за спиной женщина постарше, наверное бабушка, плача от возмущения, подняла вверх матрасик из детской кроватки. Об этом деле, одном из многих, писали газеты. По решению суда их выкидывают на улицу после того, как владеющая квартирой финансовая организация продала ее какому-то инвестиционному фонду, который – как и положено по законам капитализма – желает увеличить получаемую от недвижимости прибыль.

Агеда утверждает, что в нашем городе творятся страшно несправедливые вещи – и все с благословения правящего политического класса. Говоря это, она обводит взглядом окружающие здания, словно желая отыскать в их окнах виноватых. Решив, что я тоже захочу принять участие в будущих протестных акциях против незаконного прекращения аренды, она обещает заранее сообщить мне, когда и где они будут проводиться.

Неплохой способ узнать мой номер телефона или почтовый адрес.

– Ладно, а рука-то почему у тебя забинтована?

Ну, полиция разгоняла протестующих. Людей толкали, били дубинками. Агеда упала и порезала руку какой-то железякой, торчавшей из земли. Пришлось идти в больницу, там ей наложили шесть швов. И тут она вроде бы собралась снять бинты, чтобы показать мне рану.

– Не вздумай, я и так тебе верю, – сказал я.

20.

Поскольку вчера мы с Агедой поговорили в парке, я решил, что квота случайных встреч на эту неделю уже исчерпана и сегодня мне будет дана передышка. Но не тут-то было, Агеда стояла у дверей рынка во всегдашнем своем плаще и с перевязанной рукой, а рядом сидел толстый пес. Она даже не пыталась скрыть, что ждала меня, и это уже начинало напоминать настоящее преследование. Пес тяжело дышал. Может, у него астма? Что касается плаща, то мне упорно хочется спросить Агеду, у какого нищего он позаимствован. Или это плащ лейтенанта Коломбо из знаменитого телесериала, который мы с мамой смотрели много лет назад, и Агеда купила его за бешеные деньги на международном аукционе?

Не без ехидства я намекнул Агеде, что в последнее время она что-то зачастила в Ла-Гиндалеру. Она сразу же принялась извиняться. Я возразил, что мы живем в свободном городе, где люди имеют право ходить, куда им заблагорассудится. Агеда, явно смутившись, продолжала извиняться. И призналась, что ей понравилось болтать со мной вот так, на улице. Однако, если это меня стесняет, я должен сказать ей прямо, и больше такое никогда не повторится.

– Хотя, если ты зачислишь меня в свои приятельницы, я буду страшно рада.

Я ответил, что ничего не имею против и готов время от времени по-дружески общаться с ней. Не знаю, уловила ли она ударение, сделанное на словах «время от времени» и означавшее: только не каждый день.