Все ученики, включая остряка, проголосовали, подняв руку, за вариант Уве Зеелера.
И теперь меня распирает желание рассказать об этом Хромому, который вчера, уплетая анчоусы, горячо одобрял «тезис Чичикова».
Я получил новую анонимку:
Поднимаясь к себе, я поднес листок к носу, стараясь узнать остатки запаха, который помог бы мне выйти на след автора или авторши. Ничего. Я стал обдумывать возможность заказать установку скрытой камеры в подъезде. Постарался вспомнить тех людей из моего окружения, которые знали английский или владели им настолько, чтобы без ошибок процитировать фразу из песни «Битлз» и понять ее.
Дома я решил, что подобные умствования – пустая трата времени и ради собственного спокойствия надо просто-напросто выкинуть эту историю из головы. А лучше всего будет сделать вид, будто я не обращаю на анонимки никакого внимания.
На самом деле они меня сильно задевали, и я до смерти хотел отыскать того, кто бросал их в мой почтовый ящик. Каждый день я призывал на его голову проклятия и желал ему всяческих бед.
Я прочел в газете репортаж, посвященный квартирам проституток, рассыпанным по бульвару Делисиас и его окрестностям. Поскольку доступа к телу Амалии я не имел, в моем распоряжении не было щели, куда бы я мог бесплатно, то есть пользуясь супружескими правами, изливать свою семенную жидкость. Где-то я слышал, что регулярный выброс спермы снижает риск рака простаты. Не знаю, есть у такого мнения научное обоснование или это просто легенда. Про себя могу сказать, что у меня случаются непроизвольные ночные эякуляции, если я дольше определенного времени не занимаюсь сексом. И я всерьез беспокоюсь, как бы этот вид недержания не был предвестником других, гораздо худших. Кроме того, мне неприятно чувствовать на пижаме клейкую массу, особенно когда она через некоторое время остывает. Для нас, одиноких и покинутых, выходом может считаться мастурбация. Именно об этом предупреждала давняя злая анонимка. Но надо отличать мастурбацию, которой занимаются в одиночестве, даровую и лечебную, от той, которая требует использования другого тела в качестве эротического инструмента. Хотя на самом деле это все равно онанизм, если судить с мужской точки зрения, то есть единственной, которая меня касается и занимает.
Я незадачливый рационалист. Рационалист со своими естественными потребностями – и ничего с этим не поделаешь.
Однако вернусь к тому, о чем начал рассказывать. Газетный репортаж в самом неприглядном свете изображал специально оборудованные для продажной любви апартаменты. Журналист очень подробно говорил об отсутствии должной гигиены на этих сексодромах и о том, как некие мафиозные организации эксплуатируют женщин, главным образом латиноамериканок и румынок, хотя встречаются там и представительницы других национальностей. Текст приятно удивлял обилием информации. Сейчас объясню, что я имею в виду. Там настолько обстоятельно описывалось устройство этого бизнеса, цены, мебель, а также поток клиентов, что автор намеренно или против воли пробудил во мне неодолимое желание посетить тамошние заведения.
А еще я сразу же понял, что подвернулся удобный случай добавить к своей биографии скучного, но, возможно, не совсем глупого человека опыт посещения дома разврата без опеки и присмотра Хромого, который не только тащил меня время от времени в выбранный им самим бордель, донимая бесконечными предупреждениями, советами и тактическими наставлениями, совсем как тренер футболистов, но, по сути, превратился еще и в управляющего моими блудными делами.
Я переписал номера нескольких квартир из упомянутого в статье дома, принял душ, попрыскал на себя одеколоном, попросил Пепу пожелать мне удачи и вышел из дому. Вечером? Еще чего! В воскресенье в одиннадцать утра, когда приличные люди отправляются к мессе. Из той же газеты я узнал, что пункты торговли вагинами открываются в девять.
Я вышел из метро у бульвара Делисиас с таким ощущением, будто собрался наставить рога своему другу Хромому. Темные очки слегка приглушали утренний свет, хотя он и так был не слишком ярким из-за облаков, почти целиком затянувших небо. Я решил усилить меры предосторожности – из трусости? – и пошел по стороне улицы с четными номерами. Меня терзали недобрые предчувствия: а вдруг в этих краях случайно окажется кто-то из учеников и заметит, как я вхожу в дом, пользующийся дурной славой? Или коллега по школе (а то и директриса), увидев меня в темных очках, сразу догадается о постыдной цели визита в район, расположенный достаточно далеко от моего собственного?
То, что я шел в бордель один, без пригляда Хромого, помогало мне почувствовать себя взрослым. И это, кажется, было даже важнее, чем все остальное.