Стрижи

Тина не кажется мне менее реальной или менее человечной только потому, что сделана не из плоти и крови. Сейчас объясню свою мысль. Человечность действительно не заложена в нее при изготовлении на заводе, человечность в нее надо привносить. Что я и делаю, и таким образом Тина становится для меня персоной с приятными мне свойствами. Не стану отрицать: я спроецировал на Тину собственные фантазии, а разве не так же я поступал по отношению к другим женщинам, в которых влюблялся? А разве мужчина не идеализирует женщину, желая сделать ее лучше (как и женщина мужчину, если это любовь, а не сделка), хотя потом постепенно – а иногда и внезапно – наружу вылезает огорчительная правда?

Как объяснялось в инструкции, Тина имеет металлический каркас, который вроде бы должен имитировать скелет живого существа. Волосы у нее натуральные, белье отличного качества. И все это, включая косметику и разные аксессуары, можно менять, покупая что-то новое через интернет, как советует Хромой. Я до этого не дохожу, поскольку вижу Тину счастливой и с тем, что у нее есть, – с комплектом одежды и предметов личной гигиены, которые я получил вместе с ней в подарок от Хромого. Тина была спесивой и довольно расточительной, пока жила с ним, а у меня стала привыкать к более скромному и строгому образу жизни.

Поначалу я купил ей духи, какими пользовалась Амалия в годы нашего супружества. Просто я еще не слишком умело выбирал для Тины косметику и предпочитал действовать наверняка. Однако не буду скрывать, что в этом был и злой умысел. Одинаковые с куклой духи ставили Амалию в положение отвергнутой женщины, место которой заняла другая. Когда флакончик опустел, я купил духи новой марки и пользуюсь ими по сей день – они дороже и, кажется, лучшего качества.

Декабрь

1.

Не прошло и месяца со дня смерти папы, как в доме не осталось почти ничего, что напоминало бы о нем, словно он никогда и не жил с нами. Как легко оказалось стереть следы пребывания человека в этом мире. Мама избавилась практически ото всех его вещей. Раулито сохранил кое-что, чем еще мог попользоваться, но скорее чтобы тайком подпитывать маленький костер тоски. Ну, пусть его. Что касается меня, то наша квартира была не более чем местом, куда я приходил поесть, поспать и где мне стирали одежду. Большую часть дня я проводил на факультете и с друзьями. Иногда и ночевать оставался то у одного, то у другого. А маму даже не предупреждал. Но она этого и не требовала.

Смерть папы для всех нас явилась освобождением. Понятно, что вслух мы об этом между собой не говорили. Как не говорили и о многом другом. И вообще почти ни о чем не говорили. Просто по инерции жили вместе, соблюдая дистанцию. Пожалуй, это лучшее, что мы могли сделать, чтобы окончательно не потерять друг к другу уважение.

Брату смерть отца помогла мгновенно повзрослеть. Ему тогда было семнадцать. Он потребовал себе отдельную комнату. «Ну, если только ты устроишься в гостиной…» – ответили мы с мамой в шутку, потому что не видели, как иначе можно решить эту проблему. Но он все-таки устроился в гостиной, хотя комната была проходной. Предпочел терпеть нашу беготню туда-сюда, а не делить маленькую спальню со мной.

Вскоре он очень серьезно заявил нам:

– Больше не зовите меня Раулито.

– Хорошо, Раулито, – ответил я.

Он бросил на меня полный ненависти взгляд. Я, не говоря ни слова, ответил ему таким же, и мама поспешила предупредить нас, но уже не слишком властным тоном, что не желает терпеть наши ссоры.

В начале четвертого курса я ушел из дома и поселился на съемной квартире вместе с другими студентами.

2.

Раулито, Рауль, любимец родителей, толстяк и очкарик, после избавления от отцовской власти стал все больше и больше входить в роль материнского покровителя, хотя никто его об этом не просил. Он тревожился о ней, боялся, как бы с ней не случилось какой беды, как бы ее не обманули и не втянули в какую-нибудь неприятную историю. Иными словами, начал за ней присматривать. Однажды утром брат воспользовался тем, что я шел через гостиную, и подозвал меня в свой угол, где лежал на установленной там раскладушке. Вид у него был загадочный, он явно хотел посекретничать. – Что случилось? – спросил я, тоном давая понять, что очень тороплюсь и не расположен к долгому разговору.

Рауль шепотом спросил, не заметил ли я, что мама в последнее время стала сильно краситься и занимается не только своим лицом («У мамы есть лицо?» – с удивлением подумал я), а еще покрывает лаком ногти на ногах («У мамы есть ноги?»), чего никогда раньше не делала. Честно сказать, я этих деталей не заметил, может, потому что редко бывал дома или такими вопросами не особенно интересовался.

Раулито, то есть, извиняюсь, Рауль, подозревал, что мама встречается с каким-то мужчиной либо занята поиском мужчины, чтобы потом ввести его в нашу семью. А вдруг он окажется неприятным типом, или алкоголиком, или просто занудой?

– Лучше будем жить, как живем. Зачем пускать в дом незнакомого человека?