У меня никогда не было с ним совместных работ, но я периодически встречалась с Марком Иосифовичем на профессиональных семинарах, на международных выставках, на различных телевизионных торжествах. И всегда чувствовала, что он постоянно держит меня в зоне своего внимания: он бывал в курсе моих затруднений, постоянно давал мне весьма актуальные напутствия и очень ценные советы и по-отечески гордился моими профессиональными успехами.
Он и в жизни относился ко мне по-отечески. Я никогда не забуду, как однажды во время выставки в Монтрё довольно пожилые уже Кривошеевы отправились ночью после приема провожать меня в гостиницу на другой конец города, а в ответ на мои протесты Марк Иосифович только повторял: «Не могу же я позволить, чтобы дочь Абрама Ильича шла одна ночью!»
* * *
Рассказывает Александр Владимирович Любимов, друг семьи
С семьей Быховских-Кривошеевых нас связывала давняя дружба, можно сказать, древняя. Дружили еще бабушки с дедушками, потом дочки. С первого класса Ляля с Гулей (Елизавета Семеновна с Маргаритой Саадиевной) сидели за одной партой и, как это часто бывает, нередко ссорились. Но это было недолго. Во время войны они были в разных местах в эвакуации, очень скучали, а после возвращения в Москву больше не расставались. В старости звонили друг другу каждый день. Удивительные были отношения.
Когда подруги вышли замуж, мужья тоже стали дружить, хотя и не так крепко, как жены. В этой четверке Марк Иосифович (для меня дядя Марк) доминировал. У него был хорошо поставленный голос, и говорил он очень убедительно. Начинал всегда со слов: «Ты понимаешь…», быстро завладевал разговором, и вставить слово уже было трудно. Поскольку у нас большая разница в возрасте, мне это не мешало, но ровесников он несколько подавлял. При этом всегда был душой компании, и за столом другого тамады не выбирали никогда.
В моей жизни дядя Марк сыграл весьма существенную роль. Когда я был, кажется, в шестом классе, он однажды пришел на мамин день рождения и расписал ей мое будущее. «Гулька, — сказал он маме, — ты должна купить Сашке пишущую машинку, чтобы научился печатать. И надо его учить английскому языку». А я тогда учился весьма успешно во французской спецшколе и не помышлял ни о каком английском. Да и иностранные языки при общем невыездном настрое в стране казались не особенно нужными. Один есть — и хорошо. Но он был непреклонен: «Все меняется, и все больше литературы на английском. Надо учить!»