Утро началось с головной боли, укоризненного взгляда Лиззи и громкого вопля совести: «Что ты творила вчера, дура? А если бы Рене тебя не остановил?»
Ольга застонала.
Рене… Морис!.. Они целовались, и все это видели! Или не все… только профессор Бастельеро… что он о ней подумал? О Создатель, в пору удавиться!
Но это было не все.
Лиз молча и осуждающе протянула ей стакан с антипохмельным зельем, которое Ольга так же молча выпила. Хоть голова болеть перестала. Потом Лиз кивнула на стол, где лежал конверт со знакомым гербом-волком. И еще один, с имперской короной. Подруга поджала губы и, не говоря ни слова, вышла из комнаты. Да, конечно, с правильной Элизой такое случиться никогда не могло. Уж она точно не стала бы материть короля при всех, пить спирт в сомнительной компании и целоваться сразу с двумя темными!
Неохотно выбравшись из-под одеяла, Ольга подошла к столу и на секунду замерла над письмами. Читать не хотелось ни то, ни другое. Однако читать придется. И стоит начать с…
Зажмурившись, Ольга протянула руку и нащупала ближайшее.
Ну, с богом…
Матушка была возмущена, матушка негодовала, матушка пила капли и нюхала соли. Матушку опозорили, смешали с грязью, матушке сочувствовала вся губерния, потому что в утреннем выпуске губернских новостей какой-то ушлый гад перепечатал статью из астурийской газеты. С магографией. И прямо поутру матушке позвонили тринадцать озабоченных ее самочувствием соседок с подробным рассказом. Во что Ольга была одета: ах, брюки, какой скандал, а ведь такая милая девочка была, как вы это переживаете, дорогая Наталья? На какой памятник забралась: о, наверное, слухи о вашей скандальной прапрабабке и франкском императоре все же были правдой, признайтесь же, дорогая Наталья, уже столько времени прошло, вам уже совершенно нечего стесняться! И с кем обнималась: бог мой, неужели Д`Амарьяк? Не может быть, такой мезальянс! Как она смеет выглядеть такой счастливой? Когда вы так страдаете, дорогая Наталья, все ваши надежды разбиты, а такая была роскошная партия, сам Гельмут Хаас! О, вы не представляете, как вам все завидовали! А теперь… ну что вы, дорогая, я не завидовала, я страшно, просто страшно вам соболезную! Это такой удар, такой удар… сегодня же пришлю вам сердечные капли по рецепту прабабушки, добродетельнейшая была дама, всем бы так…
Ольга прямо слышала эти ядовито-сладкие голоса. И очень жалела, что не умеет сама делать кадавров. Послала бы матушке в подарок, чтоб было с кем в гости ходить, раз уж дочь у нее уродилась вот таким позором. Кадавр бы вел себя прилично, ни с кем не целовался, а для полного матушкиного счастья съел бы пару-тройку особо вредных соседок.
М-да. Какой был бы прекрасный выход.
А то бедная матушка, капая на бумагу слезами, пахнущими розовой водой, пишет, что немедленно приедет в эту ужасную Академию и заберет в Руссию. В монастырь. До самой свадьбы.
Под конец матушка, собравшись с силами, прекратила капать на письмо розовой водой и сообщила, что в поместье все хорошо. Урожай яблок как никогда богат. Призовая кобыла Ночка родила. А Ольга не имеет никакого права разбить все материнские чаяния и не выйти замуж за Гельмута Хааса. И пусть как хочет, так и улаживает последствия своей глупости. И если не станет королевой Астурии, то домой пусть не возвращается.
От матушкиной логики снова разболелась голова.
Или от вчерашнего спирта.
Ну… или от стыда.
Что она вчера наговорила его величеству, вспомнить страшно! Захочет ли король после такого на ней жениться? То есть не захочет, конечно, но ради того, что могут дать драконы Астурии… Не то чтобы Ольга хорошо понимала, что именно. Ну, может быть, межконтинентальные порталы, как во времена первого освоения Нового Света. Еще – какие-то иномирные технологии, хотя зачем они, когда своя наука идет вперед семимильными шагами. Наверное, авторитет на международной арене…
Думать о таких скучных и далеких материях не получалось. Наверное, потому что вместо Гельмута перед глазами вставали два Д`Амарьяка. И прямо как наяву ощущались горячие губы Рене, надежные руки Мориса, слышался чарующий голос Рене… Ох, что он вчера говорил! И Морис…
Ольга на мгновение зажмурилась в надежде прогнать непристойные воспоминания. Не вышло. С закрытыми глазами все становилось еще хуже: она видела перед собой колдовские разноцветные глаза и не могла даже определить, кому из братьев они принадлежат. И что еще хуже – ей было все равно! Сердце стучало, как бешеное, в животе что-то трепыхалось, и руки сами тянулись… к обоим.
Ужас! Кошмар! Как низко она пала! Права матушка, это никуда не годится.
Тяжело вздохнув и пообещав себе непременно что-то с этим всем сделать, но только после завтрака, она взяла письмо от императора Игоря.
Вот уж где наверняка написано такое, такое… что даже матушкина угроза засадить Ольгу в монастырь покажется цветочками. У императора глаза и уши везде, и наверняка ему доложили не только о поцелуе с Морисом, наверняка растиражированном по всему континенту, но и непотребном вчерашнем скандале с его величеством Гельмутом. Возможно, дословно.