Тем не менее именно она, тайная возлюбленная Арамиса, постоянно незримо присутствует за кулисами повествования. У Арамиса из кармана случайно выпадает ее батистовый носовой платок с вышитыми гербом и герцогской короной; эта женщина, невидимая прохожему, разговаривает ночью с Констанцией Бонасье из окна квартиры Арамиса; переодетый нищим испанский гранд доставляет от нее мушкетеру крупную сумму денег на экипировку. Наконец, кто-то из действующих лиц произносит ее титул и фамилию: «герцогиня де Шеврёз», но эти слова совершенно ничего не говорят российскому читателю, ровно так же, как упоминание о скромной белошвейке Мари Мишон из Тура. Лишь в продолжении романа о неразлучных друзьях «Двадцать лет спустя» мы видим воочию ее, мать побочного сына Атоса, Рауля, виконта де Бражелона, зачатого при весьма необычных обстоятельствах, но каковые вполне могли иметь место в жизни этой поразительной женщины. Еще бы, даже ее враги не могли скрыть своего восхищения ею.
«Этот ум столь опасен, что, если дать ему волю, он может привести события к новым потрясениям, которые невозможно предусмотреть». Так писал о ней великий французский государственный деятель кардинал де Ришелье. Ему вторил другой не менее выдающийся политик, кардинал Мазарини: «Во Франции было спокойно лишь тогда, когда ее там не было».
Неплохие комплименты от таких искушенных политиков, не правда ли? Она была женщиной, замечательной во всех отношениях, и стала легендой еще при жизни. Красота, ум и источник неиссякаемой энергии – все они объединились в этом уникальном создании, которого опасались величайшие политические деятели Франции (да и не только Франции) и благосклонности которого добивались многие весьма незаурядные мужчины. В летописи своего отечества герцогиня де Шеврёз оставила столь неизгладимый след, что одно упоминание ее имени воскрешает в памяти любителей истории последние, очень мощные попытки крупных феодалов сохранить свою власть и ограничить права короля, т. е. противодействовать созданию единой, могучей Франции. Но политика была не единственным ее увлечением. Как писал Александр Дюма, «это было… сумасбродное существо, умевшее придавать свои любовным приключениям такую оригинальность, что они служили почти к славе семьи».
Естественно, Дюма в своих романах о приключениях д’Артаньяна и трех его друзей никак не мог обойти столь яркую личность, в молодости фаворитку королевы Анны Австрийской и непримиримого врага двух кардиналов, собственно говоря, премьер-министров, полновластно управлявших Францией. Так что, по моему мнению, российскому читателю не помешало бы более подробно ознакомиться с истинной биографией этой удивительной женщины.
Барышня из высшего общества
Она принадлежала к одной из старейших дворянских семей Франции, клану Роганов, ведущих свой род от древних королей Бретани. Герб их был незамысловат (на красном поле девять золотых ромбов, прорезанных в центре малым ромбом), но девиз звучал гордо: «Королем быть не могу, герцогом – пренебрегаю, я – Роган!» Они обладали статусом «чужеземных принцев, проживающих во Франции» и до начала XVII века вели переговоры с королями на равных. В 1588 году король Генрих III пожаловал землям Луи де Рогана близ городишка Монбазон статус одноименного герцогства-пэрства. Правда, наслаждаться этим титулом ему пришлось недолго: в 1589 году он скончался, а титул герцога де Монбазон перешел к младшему брату Эркюлю (1568–1654).
Тот был верным соратником Генриха Наваррского, активно участвовал в его военной кампании по отвоевыванию Франции у Католической лиги, отличившись в нескольких крупных сражениях. Ему было некогда заниматься устройством семейной жизни, и он, не мудрствуя лукаво, женился на невесте покойного брата (некоторые историки называют ее вдовой) Мадлен, урожденной де Ленонкур (1576–1602), также из чрезвычайно родовитой лотарингской[36]
семьи. Невзирая на походную жизнь, Эркюль успел стать отцом сына Луи, рожденного в 1598 году и дочери Мари-Эмэ, появившейся на свет на рубеже двух веков, в 1600 году. Его положение при дворе было настолько высоким, что крестной матерью малышки стала королева Мария Медичи. Сохранились смутные свидетельства, что Мадлен была неверна мужу; ничего более точного установить не удалось, ибо в 1602 году ее короткая жизнь внезапно оборвалась. Детям в те времена особого значения не придавали, и они были доверены заботам сначала нянек, а затем воспитателей.