Помимо всех деяний на самом высоком международном уровне, герцогине, вернее, ее доверенным стряпчим, пришлось заниматься делами весьма прозаическими. Мари всегда вела более чем расточительный образ жизни, подобно всем французским дворянам, опутанным долгами, и в один прекрасный день обнаружила, что у нее нет денег на покрытие самых насущных расходов. Она обратилась к мужу, но Клод, весь в долгу как в шелку, даже был вынужден продать пасынку, сыну Мари от де Люиня, свою должность главного сокольничего. Тем не менее он не отказался от своих экстравагантных вкусов выезжать в карете, колер которой сочетался с цветом его камзола. Не получив средств от Клода, герцогиня возбудила в суде иск о разделе имущества, требуя от мужа погашения ее долгов в полмиллиона ливров, оплаты содержания двух особняков, по сто тысяч ливров на каждый, средств на воспитание их дочерей в аббатстве Жуар и возвращения в свою собственность парижского особняка де Шеврёзов. В свое время Мари продала это строение, доставшееся ей в наследство от де Люиня, Клоду за триста тысяч ливров, но никаких денег не получила.
В конце концов, герцогиня выиграла этот процесс при помощи королевы. Мужа обязали выплатить жене пятьсот тысяч ливров, содержание дочерей определили в восемь тысяч каждой, Мари получила в свое владение парижский особняк, но должна была возместить мужу стоимость проведенного там роскошного ремонта и перестройки. Поскольку Клод сам был по уши в долгах, она мало что выиграла от успешного исхода дела в свою пользу.
Местное общество Тура приняло изгнанницу не без опаски, ибо ее репутация распутницы и мятежницы распространилась в провинции еще задолго до ее прибытия. Мари охотилась, принимала визитеров, несомненно скучала в этом узком мирке, ограниченном исключительно мелкими интересами провинциального дворянства. От окончательного отупения ее спасала подпольная деятельность да дружба с человеком высокого ума и литературного дарования, герцогом Франсуа де Ларошфуко (1613–1680), автором знаменитых «Максимов». В 1635 году этот блестящий придворный, отличившийся в итальянской кампании, был отправлен в изгнание в провинцию по причине слишком вольных речей и опасной близости к Анне Австрийской. Вот что он сам писал об этом периоде: «Мадам де Шеврёз была тогда сослана в Тур… Королева благосклонно отозвалась ей обо мне; она пожелала видеть меня, и между нами тотчас же завязалась тесная дружба. Эта дружба была тем более счастливой для меня, что она была таковой для всех тех, кто состоял в ней: я пребывал между королевой и мадам де Шеврёз. Мне не дозволяли появляться при дворе, но разрешали иметь сношения с армией, и, в поездках туда и обратно, то одна, то другая часто доверяли мне опасные задания».
Был ли де Ларошфуко ее любовником? Историки считают вероятность этого очень высокой. Он был на тринадцать лет моложе, но Мари незаметно перешла в тот возраст, когда дамы начинают бросать вожделенные взгляды на приятелей своих старших сыновей. Конечно, ссыльный герцог был в полном курсе планов по устранению де Ришелье или даже короля, замышлять подобные планы и прилагать все усилия к их свершению для герцогини де Шеврёз было делом обычным. В Кузьер вновь зачастили англичане, уже известный нам Монтегю с молодым помощником Крафтом, который немедленно влюбился в Мари.
На сей раз одной из зачинщиц нового заговора стала Генриэтта-Мария, супруга английского короля Карла I. Речь шла, как обычно, об объединении усилий внутренних и внешних врагов кардинала де Ришелье. Но эти враги были слабы: Мария Медичи в Генте, кучка эмигрантов в Брюсселе, вынужденных просить милостыню на пропитание у наместника Испании в Нидерландах, инфанта Филиппа, брата короля Филиппа IV и Анны Австрийской; королева Генриэтта-Мария, католичка в протестантской Англии, и Гастон Орлеанский, предающий всех и вся, лишь бы самому выйти сухим из воды. В 1634 году он возвратился во Францию и помирился с Людовиком. В следующем году по приказу де Ришелье был арестован основной фаворит Гастона и основательно почищено его окружение, чьи непомерные амбиции постоянно толкали брата короля на противоправные действия. В феврале 1637 года Гастон заключил окончательный мир с Людовиком, естественно, все эти изъявления родственной преданности обходились французской казне в немалые суммы.